3. Форма, поскольку она предполагает материю как свое иное, конечна. Она

не основание, а лишь то, что деятельно. Равным образом и материя, поскольку

она предполагает форму как свое небытие, есть конечная материя; она так же

не основание своего единства с формой, а есть лишь основа для формы. Но и

эта конечная материя и конечная форма не имеют истины; каждая соотносится с

другой, иначе говоря, лишь их единство есть их истина. В это единство

возвращаются оба этих определения и снимают в нем свою самостоятельность;

тем самым оно оказывается их основанием. Поэтому материя есть основание

определения своей формы лишь постольку, поскольку она не материя как

материя, а абсолютное единство сущности и формы; точно так же форма есть

основание удерживания своих определений лишь постольку, поскольку она то же

самое одно единство. Но это одно единство как абсолютная отрицательность и,

точнее, как исключающее единство есть в своей рефлексии предполагающее

единство; иначе говоря, в процессе полагания одним и тем же действием

оказывается сохранение в единстве себя как положенного и отталкивание себя

от самого себя: одним и тем же действием оказывается соотнесение себя с

собой как с собой и соотнесение себя с собой как с иным. Другими словами,

определяемость материи формой - это опосредствование с собой сущности как

основания в некотором единстве через само себя и через отрицание самого

себя.

Итак, принявшая форму материя или удерживающаяся форма есть не только

указанное выше абсолютное единство основания с собой, но и положенное

единство. Именно в рассматриваемом движении абсолютное основание представило

в то же время свои моменты как снимающие себя и тем самым как положенные.

Иначе говоря, слившись с собой, восстановленное единство и оттолкнуло себя

от самого себя, и определило себя; ведь его единство как осуществленное

через отрицание есть также отрицательное единство. Поэтому оно единство

формы и материи как их основа, но как их определенная основа, которая есть

принявшая форму материя, но которая в то же время безразлична к форме и

материи как к снятым и несущественным. Это единство есть содержание.

с) Форма и содержание (Form und Inhalt)

Форма противостоит, во-первых, сущности; в этом случае она вообще

отношение основания, и ее определения - это основание и основанное. Она

противостоит, во-вторых, материи; в этом случае она определяющая рефлексия,

и ее определения - это само рефлективное определение и его удерживание.

Наконец, она противостоит содержанию; в этом случае ее определения -

опять-таки она сама и материя. То, что раньше было тождественным с собой

(сперва основание, затем удерживание вообще и, наконец, материя), вступает

под власть формы и снова есть одно из ее определений.

Содержание имеет, во-первых, некоторую форму и некоторую материю,

принадлежащие ему и существенные для него; оно их единство. Но так как это

единство есть в то же время определенное или положенное единство, то

содержание противостоит форме, форма составляет положенность и по отношению

к содержанию несущественна. Поэтому содержание безразлично к форме; форма

охватывает и форму, как таковую, и материю; и содержание имеет, стало быть,

некоторую форму и некоторую материю, основу которых оно составляет и которые

суть для него лишь положенность.

Содержание, во-вторых, - это то, что тождественно в форме и материи, так

что форма и материя суть как бы лишь безразличные внешние определения. Они

положенность вообще, которая, однако, в содержании возвратилась в свое

единство или в свое основание. Тождество содержания с самим собой есть

поэтому, с одной стороны, указанное безразличное к форме тождество, а с

другой - тождество основания. Основание прежде всего исчезло в содержании;

но содержание есть в то же время отрицательная рефлексия в себе определений

формы; его единство, которое вначале лишь безразлично к форме, есть поэтому

также формальное единство или отношение основания, как таковое. Вот почему

содержание имеет это отношение своей существенной формой и, наоборот,

основание имеет некоторое содержание.

Следовательно, содержание основания - это основание, возвратившееся в

свое единство с собой; основание - это прежде всего сущность, тождественная

с собой в своей положенности;

как разная и безразличная к своей положенности сущность есть

неопределенная материя; но как содержание она в то же время принявшее форму

тождество, и эта форма становится отношением основания потому, что

определения ее противоположности положены в содержании и как подвергшиеся

отрицанию. - Содержание, далее, определено в самом себе не только подобно

материи как безразличное вообще, но и как принявшая форму материя, так что

определения формы обладают материальной, безразличной устойчивостью. С одной

стороны, содержание - это существенное тождество основания с собой в своей

положенности, а с другой - оно положенное тождество в противоположность

отношению основания; эта положенность, данная в этом тождестве как

определение формы, противостоит свободной положенности, т. е. форме как

всему соотношению основания и основного в целом; эта форма есть тотальная

возвращающаяся в себя положенность;

первая же форма есть поэтому лишь положенность как непосредственная, -

определенность, как таковая.

Тем самым основание вообще стало определенным основанием, и сама

определенность двояка: она, во-первых, определенность формы и, во-вторых,

определенность содержания. Первая есть определенность основания - быть

вообще внешним содержанию, которое безразлично к этому отношению. Вторая

есть определенность содержания, которым обладает основание.

В. ОПРЕДЕЛЕННОЕ ОСНОВАНИЕ (DER BESTIMMTE GRUND)

а) Формальное основание (Der fonnelle Grund)

Основание имеет то или иное определенное содержание. Определенность

содержания есть, как оказалось, основа для формы, простая непосредственность

в противоположность опосредство-ванию формы. Основание - это отрицательно

соотносящееся с собой тождество, которое в силу этого становится

положенностью; это тождество отрицательно соотносится с собой, будучи в этой

своей отрицательности тождественным с собой; это тождество есть основа или

содержание, которое таким образом составляет безразличное или положительное

единство отношения основания и есть то, что его опосредствует.

В этом содержании исчезла прежде всего определенность основания и

основанного по отношению друг к другу. Но опосредство-вание есть, кроме

того, отрицательное единство. Отрицательное, как находящееся в этой

безразличной основе, есть ее непосредственная определенность, благодаря

которой основание имеет отрицательное соотношение формы с самой собой.

Положенное, с одной стороны, снимает само себя и возвращается в свое

основание; основание же как существенная самостоятельность соотносится

отрицательно с самим собой и делается положенным. Это отрицательное

опосредствование основания и основанного есть характерное опосредствование

формы как таковой, формальное опосредствование. Итак, обе стороны формы

именно потому, что одна переходит в другую, полагают себя теперь сообща в

одном тождестве, как снятые; тем самым они в то же время это тождество

предполагают. Оно определенное содержание, с которым, следовательно,

формальное опосредствование соотносится через само себя как с положительным

опосредствующим. Это содержание есть то, что тождественно в них обеих, и,

поскольку они различны, но каждая в своем различии есть соотношение с

другой, это содержание есть их удерживание, удерживание каждой как само

целое.

Отсюда явствует, что в определенном основании имеется следующее:

во-первых, то или иное определенное содержание рассматривается с двух

сторон: поскольку оно положено как основание и поскольку оно положено как

основанное. Само содержание безразлично к этой форме; в обоих [случаях ] оно

вообще лишь одно определение. Во-вторых, само основание есть в такой же мере

момент формы, как и положенное им; это их тождество по форме. Безразлично,

какое из этих двух определений делают первым, безразлично, переходить ли от

одного как положенного к другому как основанию или от одного как основания к

другому как положенному. Основанное, рассматриваемое отдельно, есть снятие

самого себя; тем самым оно делается, с одной стороны, положенным и есть

также полагание основания. То же движение есть основание, как таковое; оно

превращает себя в положенное и благодаря этому становится основанием

чего-то, т. е. оно имеется в этом движении и как положенное, и как то, чтб

только теперь имеется как основание. Основанием того, что имеется основание,

служит положенное, и, наоборот, этим самым основание оказывается чем-то

положенным. Опосредствование начинается столько же от одного, сколько и от

другого; каждая сторона есть столь же основание, сколь и положенное, и

каждая есть все опосредствование или вся форма. - Далее, вся эта форма как

нечто тождественное с собой сама есть основа тех определений, которые

составляют обе стороны - основания и основанного; таким образом, форма и

содержание сами суть одно и то же тождество.

В силу этого тождества основания и основанного как по содержанию, так и

по форме основание есть достаточное основание (при ограничении достаточности

этим отношением); нет ничего в основании, чего нет в основанном, так же как

нет ничего в основанном, чего нет в основании. Когда спрашивают об

основании, то желают знать то же определение, которое составляет содержание,

в двояком виде: во-первых, в форме положенного, а во-вторых, в форме

рефлектированного в себя наличного бытия, существенности.

Итак, поскольку в определенном основании основание и основанное

составляют всю форму и их содержание, хотя и определенное, одно и то же, то

основание в той и другой своей стороне еще не определено реально, они не

имеют разного содержания; определенность есть лишь простая, еще не

перешедшая в эти стороны определенность; имеется определенное основание лишь

в своей чистой форме, формальное основание. - Так как содержание есть лишь

эта простая определенность, не имеющая в самой себе формы отношения

основания, то эта определенность есть тождественное с собой содержание,

безразличное к форме, а форма внешняя ему; содержание - нечто иное, нежели

форма.

Примечание

[Формальный способ объяснения из тавтологических оснований]

Если рефлексия об определенных основаниях сохраняет ту форму основания,

которая получилась здесь, то указание основания остается чистым формализмом

и пустой тавтологией, выражающей в форме рефлексии в себя, существенности,

то же содержание, которое уже имеется в форме непосредственного наличного

бытия, рассматриваемого как положенное. Такое указание оснований

сопровождается поэтому такой же пустотой, как и высказывания, исходящие из

положения о тождестве. Науки, особенно физические, полны такого рода

тавтологиями, которые как бы составляют прерогативу науки. - Например, как

на основание движения планет вокруг Солнца указывают на силу взаимного

притяжения Земли и Солнца. По содержанию этим высказывается только то, что

этот феномен, т. е. соотношение этих небесных тел в их движении, содержит,

но высказывается это в форме рефлектированного в себя определения - силы.

Когда затем спрашивают, что это за сила - сила притяжения, дается ответ, что

это сила, заставляющая Землю двигаться вокруг Солнца, т. е. у нее совершенно

то же содержание, что и у наличного бытия, основанием которого она должна

быть; соотношение Земли и Солнца в их движении есть тождественная основа

основания и основанного. - Если какая-то форма кристаллизации объясняется

тем, что основанием ее служит особое взаимное расположение молекул, то ведь

налично сущая кристаллизация и есть именно само это расположение, которое

объявляется основанием. В обыденной жизни такие этиологии 13, составляющие

привилегию наук, считаются тем, что они есть, - тавтологией, пустой

болтовней. Если на вопрос, почему такой-то человек идет в город, указывается

как на основание, что город имеет притягательную силу, влекущую его туда, то

такого рода ответ, санкционированный в науках, считается вздорным. - Лейбниц

упрекал ньютонову силу притяжения в том, что она такое же скрытое качество,

как те, какими пользовались для объяснения схоластики. Ей следовало бы

сделать скорее упрек в противоположном, а именно что она слишком известное

качество: ведь в ней нет никакого другого содержания, кроме самого явления.

- Этот способ объяснения привлекает именно своей большой ясностью и

понятностью: ведь что может быть яснее и понятнее, чем то, например, что

растение имеет свое основание в некоторой растительной, т. е. производящей

растения, силе. - Скрытым качеством эта сила могла бы быть названа лишь в

том смысле, что основание должно было бы иметь другое содержание, нежели

объясняемое им, а между тем этого содержания не указывают; служащая для

объяснения сила есть, конечно, скрытое основание постольку, поскольку

требуемое основание не указывается. Посредством такого формализма нечто так

же не объясняется, как не познается природа растения, если я скажу, что оно

растение; вот почему при всей ясности такого положения или [положения о

том], что растение имеет свое основание в производящей растения силе , этот

способ объяснения можно назвать весьма скрытым.

Во-вторых, что касается формы, то при этом способе объяснения встречаются

оба противоположных направления отношения основания, однако их определенное

отношение не познается. Основание есть, с одной стороны, основание как

рефлектированное в себя определение содержания, присущее наличному бытию,

которое оно основывает, а с другой - оно то, что положено. Оно то, из чего

должно быть понято наличное бытие; но [на самом деле], наоборот, от

наличного бытия заключают к основанию, и основание становится понятным из

наличного бытия. Главная задача этой рефлексии состоит именно в том, чтобы

из наличного бытия найти основания, т. е. превратить непосредственное

наличное бытие в форму рефлектированности; основание, вместо того чтобы быть

в себе и для себя и самостоятельным, оказывается поэтому скорее тем, чти

положено и производно. А так как оно таким способом объяснения сообразуется

с явлением и его определения зависят от явления, то явление, конечно, просто

и весьма удобно вытекает из своего основания. Но познание от этого не

двигается с места; оно продолжает вращаться в различии формы, которое сам

этот способ [объяснения ] переворачивает и снимает. Поэтому одна из главных

трудностей при изучении наук, в которых господствует этот способ, кроется

именно в этом извращении положения: предпосылается как основание то, что на

самом деле есть производное, и, переходя к следствиям, лишь в них указывают

основание того, что на самом деле должно быть их основанием. Изложение

начинается с оснований, их бездоказательно провозглашают принципами и

первыми понятиями; они простые определения, сами по себе не имеющие никакой

необходимости; последующее должно быть основано на них. Поэтому, если кто

желает проникнуть в такого рода науки, тот должен начать с того, чтобы вбить

себе в голову эти основания; для разума это тягостная задача, так как он

должен признать основой безосновательное. Лучше всех преуспевает в этом деле

тот, кто, недолго раздумывая, соглашается признать принципы как данные и

отныне пользуется ими как основными правилами своего рассудка. Без этого

метода нельзя найти начало, и точно так же невозможно без него какое-либо

продвижение. Однако движению вперед мешает то, что в нем появляется обратное

действие (Gegenstoss) метода, который в последующем хочет показать

производное, между тем как на самом деле это производное содержит лишь

основания для этих предпосылок. Далее, так как последующее оказывается

наличным бытием, из которого было выведено основание, то это отношение, в

котором выступает явление, порождает недоверие к изображению этого явления,

ибо явление оказывается выраженным не в своей непосредственности, а как

доказательство основания. Но так как основание опять-таки выводится из

явления, то возникает требование видеть явление в его непосредственности,

чтобы иметь возможность исходя из него исследовать основание. Вот почему при

таком изложении, в котором собственно основывающее выступает как

производное, не ведают ни того, как обстоит дело с основанием, ни того, как

обстоит дело с явлением. Это неведение усугубляется тем - в особенности если

изложение не строго последовательно, а более добросовестно, - что в явлении

повсюду обнаруживаются следы и обстоятельства, указывающие на многое и часто

на совершенно иное, чем то, что содержится в принципах. Наконец, путаница

становится еще большей, когда смешивают рефлектированные и чисто

гипотетические определения с непосредственными определениями самого явления,

когда их излагают так, как будто они взяты из непосредственного опыта. В

этом случае многие приступающие к этим наукам с искренней верой могут

придерживаться мнения, будто молекулы, пустые промежутки, центробежная сила,

эфир, отдельный луч света, электрическая, магнетическая материя и еще

множество тому подобных [явлений ] - это вещи или отношения, которые, судя

по тому, что о них говорится как о непосредственных определениях наличного

бытия, на самом деле даны в восприятии. Они служат первыми основаниями для

иного; о них говорят как о том, что действительно, и их уверенно применяют;

их искренне признают действительностью еще до того, как убеждаются, что они,

собственно говоря, определения, выведенные из того, что они должны

обосновать, гипотезы и измышления, исходящие из некритической рефлексии. Те,

кто так поступает, на самом деле вращаются в каком-то заколдованном круге, в

котором определения наличного бытия и определения рефлексии, основание и

основанное, явления и призраки свалены в одну кучу и ценятся совершенно

одинаково.

Хотя этот способ объяснения из оснований и занимается формальной стороной

дела, однако в то же время слышны также - вопреки всем этим объяснениям при

помощи пресловутых сил и материй - разговоры о том, что мы не знаем

внутренней сущности самих этих сил и материй. В этом можно усмотреть лишь

признание того, что такое обоснование совершенно не удовлетворено собой, что

оно само требует чего-то совсем иного, чем таких оснований. Но в таком

случае непонятно только, к чему утруждать себя таким объяснением, почему не

ищут этого иного или по крайней мере не отказываются от такого объяснения и

не ограничиваются простыми фактами.

в) РЕАЛЬНОЕ ОСНОВАНИЕ (DER REALE GRUND)

Определенность основания, как оказалось, есть, с одной стороны,

определенность основы или определение содержания, а с другой - инобытие в

самом отношении основания, а именно различенность его содержания и формы:

соотношение основания и основанного имеет место как внешняя форма по

отношению к содержанию, безразличному к этим определениям. - Но на самом

деле оба они не внешни друг другу, ибо содержание - это тождество основания

с самим собой в основанном и основанного в основании. Оказалось, что сторона

основания сама есть нечто положенное, а сторона основанного сама есть

основание: каждая в самой себе есть это тождество целого. Но так как они в

то же время принадлежат к форме и составляют ее определенное различие, то

каждая в своей определенности есть тождество целого с собой. Каждая, стало

быть, имеет отличное от другой содержание. - Или, если рассматривать их со

стороны содержания: так как содержание есть тождество с собой как тождество

отношения основания, то оно по своему существу имеет в самом себе это

различие формы, и как основание оно иное, нежели как основанное.

Но тем, что основание и основанное имеют разное содержание, отношение

основания перестало быть формальным: возвращение в основание и выхождение из

него к положенному уже не есть тавтология; основание реализовано. Поэтому,

когда спрашивают об основании, для основания требуют, собственно говоря,

другого определения содержания, чем то, об основании которого спрашивают.

Это соотношение дает себе дальнейшее определение. А именно, поскольку обе

его стороны суть разное содержание, они безразличны друг к другу; каждая

есть непосредственное, тождественное с собой определение. Далее, будучи

соотнесены друг с другом как основание и основанное, основание есть

рефлектированное в себя в ином как в своей положенности; таким образом,

содержание, которое имеет сторона основания, есть также в основанном;

основанное как то, что положено, имеет лишь в основании свое тождество с

собой и свою устойчивость (Bestehen). Но кроме этого содержания основания

основанное отныне имеет еще и свое, лишь ему присущее, содержание и, значит,

есть единство двоякого содержания. Это единство, как единство различенных

есть, правда, их отрицательное единство, но так как они безразличные друг к

другу определения содержания, то оно лишь их пустое, в самом себе

бессодержательное соотношение, а не их опосредствование - некоторое "одно"

или нечто как их внешнее сочетание.

Таким образом, в реальном отношении основания имеется нечто двоякое:

во-первых, то определение содержания, которое есть основание и которое

непрерывно продолжает себя в положенности, так что оно составляет то, что

просто тождественно в основании и в основанном; таким образом, основанное

содержит основание полностью внутри себя; их соотношение - это лишенная

различий существенная сплошность (Gediegenheit). Вот почему то, что в

основанном еще присоединяется к этой простой сущности, есть лишь

несущественная форма, внешние определения содержания, которые, как таковые,

свободны от основания и составляют непосредственное многообразие. Для этого

несущественного то существенное не есть, стало быть, основание, равно как

оно не есть основание для соотношения обоих в основанном. Это - нечто

положительно тождественное, имманентное основанному, но не полагающее себя в

нем ни в каком различии формы, а как содержание, соотносящееся с самим

собой, есть безразличная положительная основа. Во-вторых, то, что в [данном]

нечто сочетается с этой основой, есть безразличное содержание, но как

несущественная сторона. Главное - это соотношение основы и несущественного

многообразия. Но это соотношение, так как соотносящиеся определения суть

безразличное содержание, также не есть основание; правда, одна [сторона

этого соотношения] определена как существенное содержание, а другая - лишь

как несущественное или положенное содержание; но как соотносящееся с собой

содержание эта форма внешняя им обеим. То "одно" [данного ] нечто, которое

составляет их соотношение, есть поэтому не отношение формы, а лишь внешняя

связь, содержащая несущественное многообразное содержание не как положенное;

следовательно, оно также лишь основа.

Тем самым основание, определяя себя как реальное, распадается на внешние

определения из-за разности содержания составляющей его реальность. Оба

соотношения - существенное содержание как простое непосредственное тождество

основания и основанного, а затем нечто как соотношение различенного

содержания-суть две разные основы; исчезла тождественная с собой форма

основания - то, что одно и то же имеется один раз как существенное, а другой

раз как положенное; отношение основания стало, таким образом, внешним самому

себе.

Вот почему именно внешнее основание сочетает разное содержание и

определяет, какое из них основание и какое то, что положено основанием; в

том и другом содержании этого определения нет. Реальное основание есть

поэтому соотношение с иным: с одной стороны, соотношение содержания с другим

содержанием, а с другой - соотношение самого отношения основания (формы) с

иным, а именно с чем-то непосредственным, не им положенным.

Примечание [Формальный способ объяснения из основания, отличного от

основанного]

Формальное отношение основания имеет лишь одно содержание для основания и

основанного; в этом тождестве заключается необходимость отношения основания,

но в то же время и его тавтологичность. Реальное основание имеет разное

содержание, но тем самым отношение основания приобретает случайный и внешний

характер. С одной стороны, то, что рассматривается как существенное и потому

как определение основания, не есть основание для других, связанных с ним

определений. С другой стороны, остается также неопределенным, какое из

многих определений содержания конкретной вещи должно быть принято за

существенное и за основание; поэтому выбор между ними свободен. Так, в

первом отношении, например, основанием дома служит его фундамент; то, что

делает фундамент основанием, есть присущая чувственной материи тяжесть,

которая совершенно тождественна и в основании, и в основанном [на нем] доме.

То обстоятельство, что в наделенной тяжестью материи имеется такое различие,

как различие между фундаментом и отличной от него модификацией, благодаря

которой эта материя образует жилище, совершенно безразлично для самой

тяжести; соотношение тяжести с другими определениями содержания - с целью,

устройством дома и т. д. - ей внешне; поэтому тяжесть есть, правда, их

основа, но не их основание. Тяжесть есть в такой же мере основание того, что

дом стоит, в какой она основание того, что камень падает; камень имеет это

основание, тяжесть, внутри себя; но то, что он имеет еще и другое

определение содержания, благодаря которому он не только нечто тяжелое, но и

камень, - это внешне для тяжести; далее, то, что камень сначала был отдален

от того тела, на которое он падает, - это положено чем-то иным, равно как

время и пространство и их соотношение - движение суть другое содержание, чем

тяжесть, и их можно (как обычно говорят) представлять себе без нее;

следовательно, они по своему существу не положены ею. - Тяжесть есть также

основание того, что брошенное вверх тело совершает движение, противоположное

падению. - Из разности определений, основанием которых служит тяжесть,

явствует, что требуется вместе с тем нечто иное, делающее ее основанием того

или другого определения.

Когда о природе говорят, что она основание мира, тогда то, что называется

природой, есть, с одной стороны, то же, что и мир, и мир не что иное, как

сама природа. Но они также различны, так что природа есть в большей мере

неопределенное или по крайней мере сущность мира, определенная лишь во

всеобщих различиях - в законах - и тождественная с собой; и, для того чтобы

природа стала миром, к ней извне присоединяется еще многообразие

определений. Но эти определения имеют свое основание не в природе, как

таковой; она скорее безразлична к ним как к случайностям. - Так же обстоит

дело, когда Бога определяют как основание природы. Как основание он ее

сущность, природа содержит ее в себе и тождественна с ней; но природа имеет

еще и другое отличающееся от самого основания многообразие: оно то третье, в

котором связаны оба эти разные; указанное основание не есть основание не

отличающегося от него многообразия, ни своей связи с ним. Поэтому природа не

познается из Бога как из основания, ибо иначе Бог был бы лишь ее всеобщей

сущностью, между тем как Он не содержит ее как определенную сущность и

природу.

Из-за этой разности содержания основания, или, собственно говоря, основы

и того, что связано с основанием в основанном, указание реальных оснований

становится, следовательно, таким же формализмом, как и само формальное

основание. В формальном основании тождественное с собой содержание

безразлично к форме; то же имеет место в реальном основании. Из-за этого

получается, далее, так, что в нем самом не содержится указание, какое из

многообразных определений должно считаться существенным. Нечто - это что-то

конкретное, состоящие из таких многообразных определений, которые

оказываются в нем одинаково постоянными и сохраняющимися. Поэтому можно одно

из них определить как основание с таким же правом, как и другое, а именно

как существенное определение, сравнительно с которым прочие суть в таком

случае лишь нечто положенное. С этим можно связать упомянутое выше, а

именно, что если имеется определение, которое в одном случае рассматривается

как основание другого, то отсюда не следует, что в другом случае (или

вообще) это другое положено вместе с первым. - Наказание, например, имеет

многообразные определения: оно возмездие, оно, далее, устрашающий пример,

оно провозглашенная законом угроза для острастки, а также нечто,

заставляющее преступника образумиться и исправиться. Каждое из этих разных

определений рассматривалось как основание наказания, ибо каждое есть

существенное определение, и тем самым прочие как отличные от него

определяются по сравнению с ним лишь как случайные. Но то из определений,

которое принимается за основание, еще не есть все наказание, как таковое;

это конкретное содержит также те другие [определения ], которые лишь

соединены с первым, не имея в нем своего основания. - Или возьмем другой

пример: какое-то должностное лицо обладает служебной сноровкой, состоит как

индивид в родстве, имеет те или иные знакомства, у него свой особый

характер, он имел какие-то возможности или случаи отличиться и т. д. Каждое

из этих свойств может быть или считаться основанием того, что он занимает

эту должность;

это различное содержание, соединенное в чем-то третьем; форма, согласно

которой одно определено как существенное, а другие - как положенные, внешняя

этому третьему. Каждое из названных свойств существенно для данного

должностного лица, так как они делают его данным определенным индивидом;

поскольку должность можно рассматривать как внешнее положенное определение,

каждое из этих свойств можно определять по отношению к ней как [ее]

основание, но и, наоборот, можно смотреть на эти свойства как на положенные,

а на должность - как на их основание. Как они относятся между собой в

действительности, т. е. в отдельном случае, это - определение, внешнее для

отношения основания и для самого содержания; форму основания и основанного

сообщает им нечто третье.

Вообще говоря, каждое наличное бытие может таким образом иметь

разнообразные основания; каждое из определений его содержания как

тождественное с собой проникает собой конкретное целое и может поэтому

рассматриваться как существенное; тем разнообразным отношениям

(Rucksichten), т. е. определениям, которые находятся вне самой сути дела,

открыт бесконечный простор ввиду случайности способа сочетания. - Поэтому

случайно также и то, имеет ли данное основание то или иное следствие.

Например, моральные мотивы - это существенные определения нравственной

природы, но то, что из них проистекает, есть в то же время нечто отличное от

них внешнее, и проистекающее, и не проистекающее из них; лишь через нечто

третье оно прибавляется к ним. Точнее говоря, это следует понимать так, что

для морального определения, если оно основание, не случайно то, что оно

имеет какое-то следствие или основанное, однако для него вообще случайно,

делают ли его или не делают основанием. Но так как содержание, составляющее

следствие морального определения, если последнее сделано основанием,

опять-таки имеет внешний характер, то это содержание может быть

непосредственно снято чем-то другим внешним. Таким образом, из морального

мотива поступок может и следовать, и не следовать. И наоборот, один поступок

может иметь разные основания; как нечто конкретное он содержит многообразные

существенные определения, каждое из которых можно поэтому выдавать за

основание. Отыскивание и указание оснований, в чем главным образом состоит

резонирование, есть поэтому бесконечное шараханье из стороны в сторону, не

приводящее ни к какому окончательному определению; относительно всего и

каждого можно указать одно или несколько надлежащих оснований, равно как и

относительно противоположного этому, и возможно множество оснований, из

которых ничего не следует. То, что Сократ и Платон называют софистикой, есть

не что иное, как резонирование из оснований; Платон противопоставляет ему

рассмотрение идеи, т. е. сути дела в себе и для себя самой или в ее понятии.

Основания черпаются лишь из существенных определений содержания, отношений и

сторон (Rucksichten), которые в любом случае (jede Sache) многочисленны,

равно как и в ее противоположности; каждое из этих определений в своей форме

существенности значимо столько же, сколько и другое; так как оно не объемлет

всей сути дела, то оно одностороннее основание, причем другие особые стороны

[ее ] имеют в свою очередь особые основания, ни одно из которых не

исчерпывает сути дела, составляющей их сочетание и содержащей их все вместе;

ни одно из них не есть достаточное основание, т. е. понятие.

с) Полное основание (Der vollstandige Grund)