3. Бытие-для-иного есть неопределенная, утвердительная общность нечто со

своим иным; в границе выдвигается небытие-для-иного, качественное отрицание

иного, недопускаемого вследствие этого к рефлектированному в себя нечто.

Следует присмотреться к развитию (Entwicklung) этого понятия, каковое

развитие, впрочем, скорее оказывается запутанностью (Verwicklung) и

противоречием. Противоречие сразу же имеется в том, что граница как

рефлектированное в себя отрицание [данного ] нечто содержит в себе идеально

моменты нечто и иного, и в то же время они как различенные моменты положены

в сфере наличного бытия как реально, качественно различные.

а) Нечто, следовательно, есть непосредственное соотносящееся с собой

наличное бытие и имеет границу прежде всего как границу в отношении иного;

она небытие иного, а не самого нечто; последнее ограничивает в ней свое

иное. - Но иное само есть некоторое нечто вообще; стало быть, граница,

которую нечто имеет в отношении иного, есть также граница иного как нечто,

граница этого нечто, посредством которой оно не допускает к себе первое

нечто как свое иное, или, иначе говоря, она есть небытие этого первого

нечто; таким образом, она есть не только небытие иного, но и небытие как

одного, так и другого нечто и, значит, небытие [всякого] нечто вообще.

Но по своей сущности граница есть также и небытие иного;

таким образом, нечто в то же время есть благодаря своей границе. Будучи

ограничивающим, нечто, правда, низводится до того, что само оно оказывается

ограничиваемым, однако его граница как прекращение иного в нем в то же время

сама есть лишь бытие этого нечто: благодаря ей нечто есть то, что оно есть,

имеет в ней свое качество. - Это отношение есть внешнее проявление того, что

граница есть простое или первое отрицание, иное же есть в то же время

отрицание отрицания, внутри-себя-бытие [данного] нечто.

Нечто как непосредственное наличное бытие есть, следовательно, граница в

отношении другого нечто, но оно имеет ее в самом себе и есть нечто через ее

опосредствование, которое в той же мере есть его небытие. Граница - это

опосредствование, через которое нечто и иное и есть и не есть (sowohl ist

als nicht ist).

Поскольку же нечто и есть и не есть в своей границе и эти моменты суть

некоторое непосредственное, качественное различие, постольку отсутствие

наличного бытия [данного ] нечто и его наличное бытие оказываются друг вне

друга. Нечто имеет свое наличное бытие вне (или, как это также представляют

себе, внутри) своей границы; точно так же и иное, так как оно есть нечто,

находится вне ее. Она середина между ними, в которой они прекращаются. Они

имеют свое наличное бытие по ту сторону друг друга и их границы; граница как

небытие каждого из них есть иное обоих.

В соответствии с таким различием между нечто и его границей линия

представляется линией лишь вне своей границы, точки; плоскость

представляется плоскостью вне линии; тело представляется телом лишь вне

ограничивающей его плоскости. - Именно с этой стороны граница схватывается

прежде всего представлением, этим вовне-себя-бытием понятия, и с этой же

стороны она берется преимущественно в пространственных предметах.

Но, кроме того, нечто, как оно есть вне границы, есть неограниченное

нечто, лишь наличное бытие вообще. Так оно не отличается от своего иного;

оно лишь наличное бытие, имеет, следовательно, одно и то же определение со

своим иным; каждое из них есть лишь нечто вообще или, иначе говоря, каждое

есть иное; оба суть, таким образом, одно и то же. Но это их сначала лишь

непосредственное наличное бытие теперь положено с определенностью как

границей, в которой оба суть то, что они суть, отличные друг от друга. Но

она точно так же, как и наличное бытие, есть общее (gemeinschaftliche) им

обоим различие, их единство и различие. Это двоякое тождество обоих -

наличное бытие и граница - подразумевает, что нечто имеет свое наличное

бытие только в границе и что, так как и граница и непосредственное наличное

бытие в то же время отрицают друг друга, то нечто, которое есть только в

своей границе, в такой же мере отделяет себя от самого себя и по ту сторону

себя указывает на свое небытие и выражает свое небытие как свое бытие,

переходя, таким образом, в это бытие. Чтобы применить это к предыдущему

примеру, следует сказать, что по одному определению нечто есть то, что оно

есть, только в своей границе; в таком случае точка есть граница линии не

только в том смысле, что линия лишь прекращается в точке и как наличное

бытие находится вне точки; линия есть граница плоскости не только в том

смысле, что плоскость лишь прекращается в линии (это точно так же применимо

к плоскости как к границе тела), но и в том смысле, что в точке линия также

и начинается', точка есть абсолютное начало линии. Даже и в том случае,

когда линию представляют себе продолженной в обе ее стороны безгранично,

или, как обычно выражаются, бесконечно, точка составляет ее элемент, подобно

тому как линия составляет элемент плоскости, а плоскость - элемент тела. Эти

границы суть принцип того, что они ограничивают, подобно тому как единица,

например как сотая, есть граница, но также и элемент целой сотни.

Другое определение - беспокойство, присущее [всякому ] нечто и состоящее

в том, что в своей границе, в которой оно имманентно, нечто есть

противоречие, заставляющее его выходить за свои пределы. Так, диалектика

самой точки - это стать линией; диалектика линии-стать плоскостью,

диалектика плоскости - стать целокупным пространством. Вторая дефиниция

линии, плоскости и всего пространства гласит поэтому, что через движение

точки возникает линия, через движение линии возникает плоскость и т. д. Но

на это движение точки, линии и т. д. смотрят как на нечто случайное или как

на нечто такое, что мы только представляем себе. Однако такой взгляд

опровергается, собственно говоря, уже тем, что определения, из которых,

согласно этой дефиниции, возникают линии и т. д., суть их элементы и

принципы, а последние в то же время суть не что иное, как и их границы;

возникновение, таким образом, рассматривается не как случайное или лишь

представляемое. Что точка, линия, поверхность сами по себе, противореча

себе, суть начала, которые сами отталкиваются от себя, и что точка,

следовательно, из себя самой, через свое понятие, переходит в линию,

движется в себе и заставляет возникнуть линию и т. д., - это заключено в

понятии границы, имманентной [данному ] нечто. Однако само применение

следует рассматривать там, где будем трактовать о пространстве; чтобы здесь

бегло указать на это применение, скажем, что точка есть совершенно

абстрактная граница, но в некотором наличном бытии; последнее берется здесь

еще совершенно неопределенно; оно есть так называемое абсолютное, т. е.

абстрактное пространство, совершенно непрерывное вне-друг-друга-бытие

(AuBereinandersein). Тем, что граница не абстрактное отрицание, а отрицание

в этом наличном бытии, тем, что она пространственная определенность, - точка

пространственна, представляет собой противоречие между абстрактным

отрицанием и непрерывностью и, стало быть, совершающийся и совершившийся

переход в линию и т. д., ибо на самом деле нет ни точки, ни линии, ни

поверхности.

Нечто вместе со своей имманентной границей, полагаемое как противоречие

самому себе, в силу которого оно выводится и гонится дальше себя, есть

конечное.

с) Конечность (Endlichkeit)

Наличное бытие определенно; нечто имеет некоторое качество, и в нем оно

не только определенно, но и ограниченно; его качество есть его граница;

обремененное границей, нечто сначала остается аффирмативным спокойным

наличным бытием. Но это отрицание, когда оно развито так,что

противоположность между наличным бытием данного нечто и отрицанием как

имманентной ему границей сама есть его внутри-себя-бытие и данное нечто,

таким образом, есть лишь становление в самом себе, - это отрицание

составляет в таком случае его конечность.

Когда мы говорим о вещах, что они конечны, то разумеем под этим, что они

не только имеют некоторую определенность, что качество дано не только как

реальность и в-себе-сущее определение, что они не только ограничены, - в

этом случае они еще обладают наличным бытием вне своей границы, - но что

скорее небытие составляет их природу, их бытие. Конечные вещи суть, но их

соотношение с самими собой состоит в том, что они соотносятся с самими собой

как отрицательные, что они именно в этом соотношении с самими собой гонят

себя дальше себя, дальше своего бытия. Они суть, но истиной этого бытия

служит их конец. Конечное не только изменяется, как нечто вообще, а

преходит; и не только возможно, что оно преходит, так что оно могло бы быть,

не преходя, но бытие конечных вещей, как таковое, состоит в том, что они

содержат зародыш прохождения как свое внутри-себя-бытие, что час их рождения

есть час их смерти.

а) Непосредственность конечности (Die Unmittelbarkeit der Endlichkeit)

Мысль о конечности вещей влечет за собой эту скорбь по той причине, что

конечность эта есть доведенное до крайности качественное отрицание и что в

простоте такого определения им уже не оставлено никакого утвердительного

бытия, отличного от их определения к гибели. Ввиду этой качественной

простоты отрицания, возвратившегося к абстрактной противоположности между

ничто и прохождением, с одной стороны, и бытием - с другой, конечность есть

наиболее упрямая категория рассудка; отрицание вообще, свойство, граница

уживаются со своим иным - с наличным бытием; даже от абстрактного ничто

самого по себе как от абстракции отказываются; но конечность есть

фиксированное в себе отрицание и поэтому резко противостоит своему

утвердительному. Конечное, правда, позволяет привести себя в движение, оно

само и состоит в том, что оно определено к своему концу, но только к своему

концу; оно скорее есть отказ от того, чтобы его утвердительно приводили к

его утвердительному, к бесконечному, чтобы его приводили в связь с

последним. Оно, стало быть, положено нераздельным со своим ничто, и этим

отрезан путь к какому бы то ни было его примирению со своим иным, с

утвердительным. Определение конечных вещей не простирается далее их конца.

Рассудок никак не хочет отказаться от этой скорби о конечности, делая

небытие определением вещей и вместе с тем непреходящим и абсолютным. Их

преходящность (Verganglichkeit) могла бы прейти лишь в ином, в

утвердительном; тогда их конечность отделилась бы от них; но она есть их

неизменное качество, т. е. не переходящее в свое иное, т. е. в свое

утвердительное; таким образом она вечна.

Это весьма важное наблюдение; но что конечное абсолютно - это такая точка

зрения, которую, разумеется, вряд ли какое-либо философское учение или

какое-либо воззрение или рассудок позволяет навязать себе; скорее в

утверждении о конечном определенно содержится противоположный взгляд:

конечное есть ограниченное, преходящее; конечное есть только конечное, а не

непреходящее; это заключается непосредственно в его определении и выражении.

Но важно знать, настаивает ли это воззрение на том, чтобы мы не шли дальше

бытия конечности и рассматривали преходящность как сохраняющуюся, или же [на

том, что] преходящность и прохождение преходят. Что это не имеет места,

фактически утверждается как раз тем воззрением на конечное, которое делает

прохождение последним [моментом ] в конечном. Оно определенно утверждает,

что конечное не уживается и не соединимо с бесконечным, что конечное

полностью противоположно бесконечному. Бесконечному приписывается бытие,

абсолютное бытие; конечное, таким образом, остается по отношению к нему

фиксированным как его отрицательное; несоединимое с бесконечным, оно

остается абсолютно у себя; оно могло бы получить утвердительность от

утвердительного, от бесконечного и таким образом оно пришло бы; но как раз

соединение с последним объявляется невозможным. Если верно, что оно по

отношению к бесконечному не остается неизменным, а приходит, то, как мы

сказали раньше, последний [момент] в нем есть именно его прохождение, а не

утвердительное, которым могло бы быть лишь прохождение прохождения. Если же

конечное приходит не в утвердительном, а его конец понимается как ничто, то

мы снова оказались бы у того первого, абстрактного ничто, которое само давно

пришло.

Однако у этого ничто, которое должно быть только ничто и которому в то же

время приписывают некоторое существование, а именно существование в

мышлении, представлении или речи, мы встречаем то же самое противоречие,

которое только что было указано у конечного, с той лишь разницей, что в

абстрактном ничто это противоречие только встречается, а в конечности оно

решительно выражено. Там оно представляется субъективным, здесь же

утверждают, что конечное противостоит бесконечному вечно, есть в себе

ничтожное и дано как в себе ничтожное. Это нужно осознать; и развертывание

конечного показывает, что оно в самом себе как это противоречие рушится

внутри себя, но при этом действительно разрешает указанное противоречие,

[обнаруживая], то оно не только преходяще и приходит, но что прохождение,

ничто не есть последний момент, а само приходит.

b) Предел и долженствование (Die Schranke und das Sollen)

Хотя абстрактно это противоречие сразу же содержится в том, что нечто

конечно, или, иначе говоря, что конечное есть, однако нечто или бытие уже не

положено абстрактно, а рефлектировано в себя и развито как

внутри-себя-бытие, имеющее в себе некоторое определение и свойство и, еще

определеннее, границу в самом себе, которая, будучи имманентно этому нечто и

составляя качество его внутри-себя-бытия, есть конечность. Мы должны

посмотреть, какие моменты содержатся в этом понятии конечного нечто.

Определение и свойство оказались сторонами для внешней рефлексии. Но

первое уже содержало инобытие как принадлежащее к "в себе" [данного ] нечто.

Внешность инобытия находится, с одной стороны, в собственном внутреннем

[данного] нечто, а, с другой, она как внешность остается отличной от этого

внутреннего, она еще внешность, как таковая, но в (an), нечто. Но так как,

далее, инобытие как граница само определено как отрицание отрицания, то

имманентное [данному ] нечто инобытие положено как соотношение обеих сторон,

и единство [этого ] нечто с собой - последнему принадлежит и определение, и

свойство - есть его обращенное против самого себя соотношение, отрицающее в

нем его имманентную границу соотнесением его в-себе-сущего определения с

этой границей. Тождественное себе внутри-себя-бытие соотносится, таким

образом, с самим собой как со своим собственным небытием, однако как

отрицание отрицания, как отрицающее это свое небытие, которое в то же время

сохраняет в нем наличное бытие, ибо оно качество его внутри-себя-бытия.

Собственная граница [данного ] нечто, положенная им, таким образом, как

такое сущностное в то же время отрицательное, есть не только граница, как

таковая, а предел. Но предел есть не только положенное как подвергнутое

отрицанию; отрицание обоюдоостро, поскольку положенное им как подвергнутое

отрицанию есть граница. А именно граница есть вообще то, что обще для нечто

и иного; она есть также определенность в-себе-бытия определения, как

такового. Следовательно, это в-себе-бытие как отрицательное соотношение со

своей границей, также отличной от него, с собой как пределом, есть

долженствование.

Для того чтобы граница, которая вообще есть во [всяком] нечто, была

пределом, нечто должно в то же время внутри самого себя переступать ее, в

самом себе соотноситься с ней как с некоторым не-сущим (Nichtseiendes).

Наличное бытие [данного] нечто находится в состоянии спокойствия и

равнодушия, как бы рядом со своей границей. Но нечто переступает свою

границу лишь постольку, поскольку оно есть ее снятость, отрицательное по

отношению к ней в-себе-бытие. А так как граница в самом определении

существует как предел, то нечто тем самым переступает через само себя.

Долженствование содержит, следовательно, двоякое определение: во-первых,

как в-себе-сущее определение, противостоящее отрицанию, а во-вторых, как

некое небытие, которое как предел отлично от него, но в то же время само

есть в-себе-сущее определение.

Итак, конечное определилось как соотношение его определения с границей;

определение есть в этом соотношении долженствование, а граница - предел. Оба

суть, таким образом, моменты конечного; стало быть, оба, и долженствование,

и предел, сами конечны. Но лишь предел положен как конечное; долженствование

ограничено лишь в себе, стало быть, для нас. Через свое соотношение с

границей, ему самому уже имманентной, оно ограничено, но эта его

ограниченность скрыта во в-себе-бытии, ибо по своему наличному бытию, т. е.

по своей определенности, противостоящей пределу, долженствование положено

как в-себе-бытие.

То, что должно быть, есть и вместе с тем не есть. Если бы оно было, оно

тогда не только должно было бы быть. Следовательно, долженствование имеет по

существу своему некоторый предел. Этот предел не есть нечто чуждое; то, что

лишь должно быть, есть определение, которое теперь положено так, как оно

есть в самом деле, а именно как то, что есть вместе с тем лишь некоторая

определенность.

В-себе-бытие, присущее [данному] нечто в его определении, низводит себя,

следовательно, до долженствования тем, что то, что составляет его

в-себе-бытие, дано в одном и том же отношении как небытие; и притом так, что

во внутри-себя-бытии, в отрицании отрицания, указанное выше в-себе-бытие как

одно отрицание (то, что отрицает) есть единство с другим отрицанием, которое

как качественно другое есть в то же время граница, благодаря чему указанное

единство дано как соотношение с ней. Предел конечного не есть нечто внешнее;

его собственное определение есть также его предел; и предел есть и он сам, и

долженствование; он есть то, что обще обоим, или, вернее, то, в чем оба

тождественны.

Но, далее, как долженствование конечное выходит за свой предел; та же

самая определенность, которая есть его отрицание, также снята и, таким

образом, есть его в-себе-бытие; его граница также не есть его граница.

Следовательно, как долженствование нечто выше своего предела, но и

наоборот, лишь как долженствование оно имеет свои предел; и то и другое

нераздельны. Нечто имеет предел постольку, поскольку оно в своем определении

имеет отрицание, а определение есть также и снятость предела.

Примечание

[ Долженствование]

Долженствование играло последнее время большую роль в философии, особенно

в том, что касается морали, и в метафизике вообще как последнее и абсолютное

понятие о тождестве в-себе-бытия, или соотношения с самим собой, и

определенности, или границы.

Ты можешь, потому что ты должен 51 - это выражение, которое должно было

много значить, содержится в понятии долженствования. Ибо долженствование

есть выход за предел; граница в нем снята, в-себе-бытие долженствования

есть, таким образом, тождественное соотношение с собой, стало быть, есть

абстракция возможности (des Konnens). - Но столь же правильно и обратное: ты

не можешь именно потому, что ты должен. Ибо в долженствовании содержится

также и предел как предел; указанный формализм возможности имеет в этом

пределе некоторую противостоящую себе реальность, некоторое качественное

инобытие, и их соотношение есть противоречие, следовательно, означает не

быть в состоянии или, вернее, невозможность.

В долженствовании начинается выхождение за конечность, бесконечность.

Долженствование есть то, что в дальнейшем развитии оказывается со стороны

указанной невозможности прогрессом в бесконечность.

Мы можем здесь более подробно подвергнуть критике два предрассудка

относительно формы предела и долженствования. Во-первых, обычно придают

большое значение пределам мышления, разума и т. д. и утверждают, что

невозможно выйти за эти пределы. В этом утверждении сказывается отсутствие

сознания того, что если нечто определено как предел, мы тем самым уже вышли

за этот предел. Ибо некоторая определенность, граница, определена как предел

лишь в противоположность к его иному вообще как к его неограниченному; иное

некоторого предела как раз и есть выход за этот предел. Камень, металл не

выходят за свой предел, потому что для них он не есть предел. Но если при

таких всеобщих положениях рассудочного мышления, как утверждение о

невозможности выйти за предел, мышление не хочет рассматривать то, что

содержится в понятии, то можно сослаться на действительность, в которой

подобного рода положения оказываются самым что ни на есть недействительным.

Именно вследствие того, что мышление должно быть чем-то более высоким, чем

действительность, должно оставаться вдали от нее, в более высоких областях,

в силу того, следовательно, что само оно определено как некоторое

долженствование, - именно поэтому оно, с одной стороны, не движется к

понятию, а с другой, оказывается в такой же мере неистинным по отношению к

действительности, в какой оно неистинно по отношению к понятию. - Так как

камень не мыслит и даже не ощущает, то его ограниченность не есть для него

предел, т. е. она не есть в нем отрицание для ощущения, представления,

мышления и т. д., которыми он не обладает. Но даже и камень как некоторое

нечто заключает в себе различие между своим определением, или своим

в-себе-бытием, и своим наличным бытием, и постольку он тоже выходит за свой

предел; понятие, которое он есть в себе, содержит тождество с его иным. Если

он способное к окислению [химическое] основание, то он окисляется,

нейтрализуется и т. д. В окислении, нейтрализации и т. д. его предел - иметь

наличное бытие лишь как [химическое ] основание - снимается; он выходит за

этот предел; и точно так же и кислота снимает свой предел - быть лишь

кислотой, - и в ней, равно как и в щелочном основании, имеется до такой

степени долженствование - выйти за свой предел, что только силой их можно

заставить оставаться - безводными, т. е. в чистом виде, не нейтральными -

кислотой и щелочным основанием.

Но если некоторое существование содержит понятие не только как

абстрактное в-себе-бытие, но и как для себя сущую тотальность, как влечение,

как жизнь, ощущение, представление и т. д., то оно само из самого себя

осуществляет [стремление] быть за своим пределом и выходит за свой предел.

Растение выходит за предел - быть зародышем, и точно так же за предел - быть

цветком, плодом, листом; зародыш становится развитым растением, цветок

отцветает и т. д. То, что ощущает в пределе голода, жажды и т. д., есть

стремление выйти за этот предел, и оно осуществляет этот выход. Оно ощущает

боль, и ощущение боли есть прерогатива ощущающей природы. В его самости

(Selbst) есть некоторое отрицание, и это отрицание определено в его чувстве

как некоторый предел именно потому, что ощущающее [существо] обладает

чувством своей самости, которая есть тотальность, находящаяся за пределом

указанной определенности. Если бы оно не находилось за пределом этой

определенности, оно не ощущало бы ее как свое отрицание и не испытывало бы

боли. - Но разум, мышление не может, дескать, выйти за предел, он, который

есть всеобщее, сам по себе находящееся за пределом особенности, как таковой,

т. е. всякой особенности, есть лишь выход за предел. - Правда, не всякий

выход за предел и не всякое нахождение за пределом есть истинное

освобождение от него, истинное утверждение; уже само долженствование есть

такое несовершенное выхождение [за предел], есть вообще абстракция. Но

указания на совершенно абстрактное всеобщее достаточно, чтобы противостоять

такому же абстрактному заверению, будто нельзя выйти за предел, или,

пожалуй, достаточно уже указания на бесконечное вообще, чтобы противостоять

заверению, будто нельзя выйти за пределы конечного.

Можно при этом упомянуть об одном кажущемся остроумном замечании

Лейбница, что если бы магнит обладал сознанием, то он считал бы свое

направление к северу определением своей воли, законом своей свободы ".

Скорее верно другое. Если бы магнит обладал сознанием и, значит, волей и

свободой, то он был бы мыслящим, тем самым пространство было бы для него как

всеобщее пространство объемлющим все направления, и потому одно направление

к северу было бы скорее пределом для его свободы, так же как для человека

быть удерживаемым на одном месте есть предел, а для растения - нет.

С другой стороны, долженствование есть выхождение за предел, но такое,

которое само есть лишь конечное выхождение. Оно имеет поэтому свое место и

свою силу в области конечного, где оно твердо держится в-себе-бытия против

ограниченного и утверждает его как правило и сущностное против ничтожного.

Долг (die Pflicht) есть долженствование, обращенное против отдельной воли,

против эгоистического вожделения и произвольного интереса; воле, поскольку

она в своей подвижности может изолироваться от того, что истинно, напоминают

о нем как о некотором долженствовании. Те, кто ставит долженствование [как

принцип ] морали так высоко и полагает, будто непризнание долженствования

чем-то последним и истинным приводит к разрушению нравственности, равно как

резонеры, рассудок которых доставляет себе постоянное удовлетворение тем,

что он имеет возможность выставлять против всего существующего какое-нибудь

долженствование и тем самым свое притязание на лучшее знание, и которые

поэтому в такой же мере не желают, чтобы их лишили долженствования, не

замечают, что для интересующих их конечных областей жизни долженствование

полностью признается. - Но в самой действительности вовсе не обстоит так

печально с разумностью и законом, чтобы они только были долженствующими

быть, - дальше этого не идет лишь абстракция в-себе-бытия, - и точно так же

неверно, что долженствование, взятое в самом себе, постоянно и - что то же

самое - что конечность абсолютна. Кантовская и фихтевская философии выдают

долженствование за высший пункт разрешения противоречий разума, но это

скорее точка зрения, не желающая выйти из области конечного и,

следовательно, из противоречия.

c) Переход конечного в бесконечное (Ubergang des Endlichen in das

Unendliche)

Долженствование, взятое само по себе, содержит предел, а предел -

долженствование. Их взаимоотношение есть само конечное, содержащее их оба в

своем внутри-себя-бытии. Эти моменты его определения качественно

противоположны; предел определен как отрицание долженствования, а

долженствование - как отрицание предела. Таким образом, конечное есть

внутреннее противоречие с собой; оно снимает себя, преходит. Но это его

результат, отрицательное вообще, есть а) само его определение; ибо оно есть

отрицательное отрицательного. Конечное, таким образом, не пришло в

прохождении; оно прежде всего стало лишь некоторым другим конечным, которое,

однако, есть также прохождение как переход в некоторое другое конечное и т.

д., можно сказать до бесконечности. Но рассматривая ближе этот результат, мы

убеждаемся, что в своем прохождении, этом отрицании самого себя, конечное

достигло своего в-себе-бытия, оно в этом прохождении слилось с самим собой.

Каждый из его моментов содержит именно этот результат; долженствование

выходит за предел, т. е. за себя само; но выход за себя, или его иное, есть

лишь сам предел. Предел же указывает на непосредственный выход самого себя к

своему иному, которое есть долженствование, а последнее есть то же

раздвоение в-себе-бытия и наличного бытия, что и предел, есть то же, что и

он; выходя за себя, оно поэтому точно так же лишь сливается с собой. Это

тождество с собой, отрицание отрицания, есть утвердительное бытие, есть,

таким образом, иное конечного, долженствующего иметь своей определенностью

первое отрицание; это иное есть бесконечное.

С. БЕСКОНЕЧНОСТЬ (UNENDUCHKEIT)

Бесконечное в его простом понятии можно рассматривать прежде всего как

новую дефиницию абсолютного; как соотношение с собой, лишенное определений,

оно положено как бытие и становление. Формы наличного бытия выпадают из

области определений, которые можно рассматривать как дефиниции абсолютного,

ибо формы указанной сферы, взятые сами по себе, непосредственно положены

лишь как определенности, как конечные вообще. Бесконечное же признается

совершенно абсолютным, так как оно явно определено как отрицание конечного,

и в бесконечном, следовательно, явно выражено отношение к ограниченности,

которой могли бы обладать бытие и становление, хотя сами в себе они не

обладают никакой ограниченностью и не обнаруживают таковой, и эта

ограниченность отрицается в бесконечном.

Но тем самым бесконечное на самом деле еще не избавлено от ограниченности

и конечности. Главное в том, чтобы различить истинное понятие бесконечности

и дурную бесконечность, бесконечное разума и бесконечное рассудка; однако

последнее есть оконеченное (verendlichte) бесконечное, и мы увидим, что,

удерживая бесконечное чистым от конечного и вдали от него, мы его лишь

оконечиваем.

Бесконечное есть

a) в простом определении утвердительное (Affirmative) как отрицание

конечного;

b) но оно тем самым находится во взаимоопределении с конечным и есть

абстрактное, одностороннее бесконечное;

c) оно есть само снятие этого бесконечного, а равно и конечного, как

единый процесс, - есть истинное бесконечное.

а) Бесконечное вообще (Die Unendliche iiberhaupt)

Бесконечное есть отрицание отрицания, утвердительное, бытие, которое,

выйдя из ограниченности, вновь восстановило себя. Бесконечное есть, и оно

есть в более интенсивном смысле, чем первое непосредственное бытие; оно

истинное бытие, возвышение над пределом. При слове "бесконечное" для души и

для духа восходит его свет, ибо в нем дух не только находится абстрактно у

себя, а возвышается до самого себя, до света своего мышления, своей

всеобщности, своей свободы.

Сначала оказалось для понятия бесконечного, что наличное бытие в своем

в-себе-бытии определяет себя как конечное и выходит за предел. В природе

самого конечного - выходить за себя, отрицать свое отрицание и становиться

бесконечным. Бесконечное, стало быть, не стоит над конечным как нечто само

по себе готовое, так чтобы конечное имело и сохраняло место вне его или под

ним. Равным образом и мы, лишь как некоторый субъективный разум, не выходим

за пределы конечной) в бесконечное. Так, когда говорят, что бесконечное есть

понятие разума и мы разумом возвышаемся над бренным, это совершается без

всякого ущерба для конечного, которого вовсе не касается указанное

возвышение, остающееся для него внешним. Но поскольку само конечное

возвышается до бесконечности, оно отнюдь не принуждается к этому чуждой

силой, а в его природе-соотноситься с собой как с пределом - и притом и с

пределом как таковым, и с пределом как долженствованием - и выходить за этот

предел, или, вернее, как соотношение с собой подвергать отрицанию этот

предел и выходить за этот предел. Не благодаря снятию конечности вообще

возникает бесконечность вообще, а конечное состоит только в том, чтобы в

силу своей природы становиться бесконечным. Бесконечность есть его

утвердительное определение, то, что оно поистине есть в себе.

Таким образом, конечное исчезло в бесконечном, и то, что есть, есть лишь

бесконечное.

в) Взаимоопределение конечного и бесконечного (Wechselbestimmung des

Endlichen und Unendlichen)

Бесконечное есть; в этой непосредственности оно в то же время есть

отрицание некоторого иного, конечного. Будучи, таким образом, сущим и в то

же время небытием некоторого иного, оно вернулось в категорию нечто как

чего-то определенного вообще; говоря точнее, так как оно наличное бытие,

рефлектированное в себя, получающееся посредством снятия определенности

вообще, и, следовательно, положено как отличное от своей определенности

наличное бытие, то оно вернулось в категорию нечто, имеющего некоторую

границу. По этой определенности конечное противостоит бесконечному как

реальное наличное бытие; таким образом, они находятся в качественном

соотношении как остающиеся вне друг друга: непосредственное бытие

бесконечного снова пробуждает бытие своего отрицания, конечного, которое,

как сначала казалось, исчезло в бесконечном.

Но бесконечное и конечное не только находятся в этих категориях

соотношения; обе стороны определены, далее, так, чтобы быть относительно

друг друга лишь иными. А именно конечность есть предел, положенный как

предел, есть наличное бытие, положенное с определением переходить в свое

в-себе-бытие, становиться бесконечным. Бесконечность есть ничто конечного,

его в-себе-бытие и долженствование, но последнее дано в то же время как

рефлектированное в себя, как осуществленное долженствование, как лишь с

самим собой соотносящееся совершенно аффирмативное бытие. В бесконечности

имеется то удовлетворение, что всякая определенность, изменение, всякий

предел, а с ним и само долженствование исчезли, положены как снятые, как

ничто конечного. Как такое отрицание конечного определено в-себе-бытие,

которое, таким образом, как отрицание отрицания аффирмативно внутри себя.

Однако это утверждение (Affirmation) дано как качественно непосредственное

соотношение с собой, бытие; вследствие этого бесконечное сведено к той

категории, что ему противостоит конечное как некое иное; его отрицательная

природа положена как сущее, следовательно, как первое и непосредственное

отрицание. - Бесконечное, таким образом, обременено противоположностью

конечному, которое как иное остается в то же время определенным, реальным

наличным бытием, хотя оно в своем в-себе-бытии, в бесконечном, положено в то

же время как снятое; последнее есть не-конечное, - некое бытие в

определенности отрицания. В сопоставлении с конечным, с кругом сущих

определенностей, реальностей, бесконечное есть неопределенное пустое,

потустороннее конечного, имеющего свое в-себе-бытие не в своем наличном

бытии, которое есть определенное бытие.

Бесконечное, сопоставленное таким образом с конечным, положенное в

качественном соотношении иных друг с другом, должно быть названо дурным

бесконечным (Schlecht-Unendliche), бесконечным рассудка, который считает его

высшей, абсолютной истиной. Те противоречия, в которые он впадает во всех

отношениях, как только он берется за применение и объяснение этих своих

категорий, должны были бы заставить его осознать, что, полагая, что он

достиг своего удовлетворения в примирении истины, он на самом деле пребывает

в непримиренном, неразрешенном, абсолютном противоречии.

Это противоречие сразу же сказывается в том, что наряду с бесконечным

остается конечное как наличное бытие; имеются, таким образом, две

определенности; имеются два мира, бесконечный и конечный, и в их соотношении

бесконечное есть лишь граница конечного и, следовательно, само есть лишь

определенное, конечное бесконечное.

Это противоречие развивает свое содержание до более выразительных форм. -

Конечное есть реальное наличное бытие, которое таким образом остается и

тогда, когда мы переходим к его небытию, к бесконечному. Последнее, как мы

показали, имеет своей определенностью в отношении конечного лишь первое,

непосредственное отрицание, равно как и конечное в отношении указанного

отрицания имеет, как подвергшееся отрицанию, лишь значение некоторого иного

и поэтому еще есть нечто. Следовательно, когда возвышающийся над этим

конечным миром рассудок восходит к своему наивысшему, к бесконечному, этот

конечный мир остается для него существовать как некое посюстороннее, так что

бесконечное лишь положено над конечным, отделяется от него и именно этим

конечное отделяется от бесконечного. Оба ставятся в различные места:

конечное как здешнее наличное бытие, а бесконечное, хотя оно и есть "в-себе"

конечного, все же как некое потустороннее перемещается в смутную,

недостижимую даль, вне которой находится и остается конечное.

Отделенные таким образом друг от друга, они столь же существенно

соотнесены друг с другом именно разлучающим их отрицанием. Это отрицание,

соотносящее их - рефлектированные в себя нечто, есть взаимная граница одного

относительно другого, и притом таким образом, что каждое из них имеет ее не

только относительно другого в нем, но и отрицание есть их в-себе-бытие;

каждое из них, таким образом, имеет границу в самом себе, взятом особо, в

его отделенности от другого. Но эта граница существует как первое отрицание;

таким образом, оба ограниченны, конечны в самих себе. Однако каждое из них,

как аффирмативно соотносящееся с собой, есть также и отрицание своей

границы. Таким образом, оно непосредственно отталкивает ее от себя как свое

небытие и, будучи качественно отделенным от нее, оно ее полагает как

некоторое другое бытие, вовне себя; конечное полагает свое небытие как это

бесконечное, а бесконечное полагает таким же образом конечное. Что от

конечного необходимым образом, т. е. благодаря определению конечного,

совершается переход к бесконечному и что конечное возвышается до

в-себе-бытия, - с этим легко соглашаются, поскольку конечное, хотя и

определено как устойчивое наличное бытие, определено, однако, также и как

ничтожное в себе, следовательно, по своему определению разлагающееся, а

бесконечное, хотя и определено как обремененное отрицанием и границей,

определено, однако, также и как само сущее в себе, так что эта абстракция

соотносящегося с собой утверждения (Affirmation) составляет его определение

и, следовательно, согласно последнему, в нем не заключено конечное наличное

бытие. Но мы показали выше, что само бесконечное получает аффирмативное

бытие лишь посредством отрицания как отрицания отрицания и что это его

утверждение, взятое как лишь простое, качественное бытие, низводит

содержащееся в нем отрицание до простого, непосредственного отрицания и тем

самым - до определенности и границы, которая как противоречащая его

в-себе-бытию затем точно так же исключается из него, полагается не как ему

принадлежащая, а, наоборот, как противоположная его в-себе-бытию, как

конечное. Таким образом, поскольку каждое из них в самом себе и в силу

своего определения есть полагание своего иного, они неотделимы друг от

друга. Но это их единство скрыто в их качественном инобытии; оно внутреннее

единство, которое лишь лежит в основании (zugrunde liegt).

Этим определен способ проявления указаного единства; положенное в

наличном бытии, оно дано как превращение или переход конечного в

бесконечное, и наоборот; так что бесконечное в конечном и конечное в

бесконечном, иное в ином лишь выступает, т. е. каждое из них есть некое

собственное непосредственное возникновение в ином и их соотношение лишь

внешнее.

Процесс их перехода [друг в друга], если рассматривать его подробно,

имеет следующий вид. Совершается выхождение за пределы конечного в

бесконечное. Это выхождение проявляется как внешнее действие. Что возникает

в этой потусторонней для конечного пустоте? Что в ней положительного? В силу

неотделимости бесконечного и конечного друг от друга (иначе говоря, в силу

того, что это находящееся на своей стороне бесконечное само ограничено)

возникает граница; бесконечное исчезло, и появилось его иное, конечное. Но

это появление конечного представляется чем-то внешним для бесконечного, а

новая граница - чем-то таким, что не возникает из самого бесконечного, а

само уже находилось в наличии. Происходит, таким образом, возврат к

прежнему, тщетно снятому определению. Но эта новая граница сама есть лишь

нечто такое, что должно быть снято или, иначе говоря, что следует

преступить. Стало быть, снова возникла пустота, ничто, в котором также

встречается указанная определенность, некоторая новая граница - и так далее

до бесконечности (und so fort ins Unendliche).

Имеется взаимоопределение конечного и бесконечного; конечное конечно лишь

в соотношении с долженствованием или с бесконечным, а бесконечное бесконечно

лишь в соотношении с конечным. Они неотделимы друг от друга и в то же время

всецело иные в отношении друг друга; каждое из них имеет в самом себе свое

иное; таким образом, каждое есть единство себя и своего иного и есть в своей

определенности наличное бытие, состоящее в том, чтобы не быть тем, что оно

есть само и что есть его иное.

Именно это взаимоопределение, отрицающее само себя и свое отрицание,

выступает как прогресс в бесконечность, который в столь многих образах и

применениях признается чем-то последним, дальше чего уже не идут, ибо, дойдя

до этого "и так далее до бесконечности", мысль обычно считает свою цель

достигнутой. - Этот прогресс происходит всюду, где относительные (relative)

определения доводятся до их противопоставления, так что они находятся в

нераздельном единстве и тем не менее каждому в отношении другого

приписывается самостоятельное наличное бытие. Этот прогресс есть поэтому

противоречие, которое не разрешено, а всегда выражено лишь как имеющееся

налицо (vorhanden ausgesprochen wird).

Имеется некое абстрактное выхождение, которое остается неполным, так как

не выходят за само это выхождение. Имеется бесконечное; за бесконечное,

правда, выходят, ибо полагают некоторую новую границу, но тем самым, как раз

наоборот, лишь возвращаются к конечному. Эта дурная бесконечность есть в

себе то же самое, чтб вечное долженствование; она хотя и есть отрицание

конечного, не может, однако, истинно освободиться от него; это конечное

снова выступает в ней же самой как ее иное, потому что это бесконечное дано

лишь как находящееся в соотношении с другим для него конечным. Прогресс в

бесконечность есть поэтому лишь повторяющаяся одинаковость, одно и то же

скучное чередование этого конечного и бесконечного.

Бесконечность бесконечного прогресса остается обремененной конечным, как

таковым, ограничена им и сама конечна. Но этим она на самом деле была бы

положена как единство конечного и бесконечного. Однако указанное единство не

делается предметом размышления. Тем не менее только оно и вызывает в

конечном бесконечное и в бесконечном конечное; оно есть, так сказать,

движущая пружина бесконечного прогресса. Прогресс этот есть внешнее

указанного единства, которым удовлетворяется представление, удовлетворяется

этим вечным повторением одного и того же чередования, пустым беспокойством

выхождения за границу к бесконечности, выхождения, которое находит в этом

бесконечном новую границу, но так же не может удержаться на этой границе,

как и на бесконечном. Это бесконечное имеет твердую детерминацию некоего

потустороннего (Jenseits), которое не может быть достигнуто, потому что оно

не должно быть достигнуто, так как не хотят отказаться от определенности

потустороннего, от сущего отрицания. По этому определению оно имеет против

себя конечное как некое посюстороннее (Diesseits), которое так же не может

возвышаться до бесконечности именно потому, что оно имеет эту детерминацию

некоторого иного и, следовательно, детерминацию наличного бытия, постоянно

порождающего себя в своем потустороннем и притом как отличное от

бесконечного.

с) Аффирмативная бесконечность (Die affirmative Unendlichkeit)

В показанном нами переходящем в ту и другую сторону взаимоопределении

конечного и бесконечного их истина уже имеется (vorhanden) в себе, и

требуется лишь воспринять то, что имеется. Этот переход в ту и другую

сторону составляет внешнюю реализацию понятия. В ней положено - но внешне,

одно вне другого - то, что содержится в понятии; требуется лишь сравнение

этих разных моментов, в котором получается единство, дающее само понятие.

Единство бесконечного и конечного - мы на это часто указывали, но здесь

следует в особенности напомнить об этом - есть неудачное выражение для

единства, каково оно есть поистине; но и устранение этого неудачного

определения должно иметься в этом находящемся перед нами проявлении понятия.

Взятое по своему ближайшему, лишь непосредственному определению,

бесконечное существует только как выхождение за конечное; по своему

определению оно есть отрицание конечного; таким образом, конечное существует

лишь как то, за пределы чего следует выйти, как отрицание себя в самом себе,

отрицание, которое есть бесконечность. В каждом [из них] заключается,

следовательно, определенность иного, причем по смыслу (Meinung) бесконечного

прогресса они исключены друг из друга и лишь попеременно следуют одно за

другим; одно не может быть положено и понято без другого, бесконечное - без

конечного и конечное - без бесконечного. Когда высказывают, что такое

бесконечное, а именно, что оно есть отрицание конечного, в то же время

говорят о самом конечном; и обойтись без него при определении бесконечного

нельзя. Нужно только знать, что говоришь, чтобы найти в бесконечном

определение конечного. Относительно же конечного, с другой стороны, сразу

соглашаются, что оно есть ничтожное; но именно его ничтожность и есть

бесконечность, от которой оно так же неотделимо. - Может показаться, что это

понимание исходит из их соотношения с их иным. Следовательно, если их брать

безотносительно, так что они будут соединены лишь союзом "И", то они будут

противостоять друг другу как самостоятельные, каждое из которых есть только

в самом себе. Посмотрим, каковы они, взятые таким именно образом.

Бесконечное в этом случае есть одно из этих двух; но как лишь одно из двух

оно само конечно, оно не целое, а лишь одна сторона; оно имеет свою границу

в противостоящем; таким образом, оно есть конечное бесконечное. Имеются лишь

два конечных. Как раз в том, что бесконечное отделено таким образом от

конечного, стало быть, установлено как одностороннее, и заключается его

конечность и, стало быть, его единство с конечным. - Конечное, со своей

стороны, как поставленное само по себе в отдалении от бесконечного, есть это

соотношение с собой, в котором удалена его относительность, зависимость, его

преходящность; оно есть та же самостоятельность и то же утверждение себя,

которыми должно быть бесконечное.

Оба способа рассмотрения, имеющие своим исходным пунктом, как кажется

сначала, разную определенность, поскольку первый якобы брал лишь соотношение

друг с другом бесконечного и конечного, каждого с его иным, а второй держит

их в их полной отделенное друг от друга, приводят к одному и тому же

результату. Бесконечное и конечное, взятые по их соотношению друг с другом,

которое как будто внешне для них, но [на самом деле ] для них существенно и

без которого ни одно из них не есть то, чтб оно есть, содержат, таким

образом, свое иное в своем собственном определении, и точно так же каждое,

взятое особо, рассматриваемое в самом себе, заключает в себе свое иное как

свой собственный момент.

Это и дает приобретшее дурную славу единство конечного и бесконечного -

единство, которое само есть бесконечное, охватывающее собой само себя и

конечность, - следовательно, бесконечное в другом смысле, чем в том,

согласно которому конечное отделено от него и поставлено на другой стороне.

Так как они должны быть также и различены, то каждое, как мы показали

раньше, есть само в себе единство обоих; таким образом, получаются два таких

единства. То, что обще тому и другому, [т. е. ] единство этих двух

определенностей, полагает их прежде всего как единство, подвергшееся

отрицанию, так как считают, что каждое есть то, что оно есть в их

различенности; в своем единстве они, следовательно, теряют свою качественную

природу. Это - важное соображение против представления, которое не хочет

отказаться от того, чтобы бесконечное и конечное удерживались в своем

единстве в том качестве, какое они должны иметь, взятые вне друг друга, и

потому видит в указанном единстве только противоречие, а не также и

разрешение его путем отрицания качественной определенности их обоих. Так

извращается прежде всего простое, всеобщее единство бесконечного и

конечного.

Но так как их следует далее брать и как различные, то единство

бесконечного [и конечного], которое само есть каждый из этих моментов,

определено в каждом из них различным образом. Бесконечное по своему

определению имеет в самом себе (an ihm) отличную от себя конечность; первое

есть "в-себе" (das Ansich) в этом единстве, а конечность есть лишь

определенность, граница в нем; но это такая граница, которая есть его

всецело иное, его противоположность. Его определение, которое есть

в-себе-бытие, как таковое, портится от примеси такого рода качества; оно,

таким образом, оконеченное бесконечное. Подобным же образом, так как

конечное, как таковое, есть лишь не-в-се-бе-бытие, но согласно указанному

единству заключает в себе также и свою противоположность, то оно возвышается

над своей ценностью и притом, можно сказать, бесконечно; оно полагается как

обесконеченное (verunendliche) конечное.

Так же как раньше рассудок извращал простое единство, так он теперь

извращает двойное единство бесконечного и конечного. Это и здесь происходит

потому, что в одном из этих двух единств бесконечное принимается не за

подвергшееся отрицанию, а, наоборот, за в-себе-бытие, в котором,

следовательно, не должны быть положены определенность и предел; в-себе-бытие

этим-де низводится и портится. Конечное, наоборот, равным образом

фиксируется как не подвергшееся отрицанию, хотя и ничтожное в себе, так что

оно в своей связи с бесконечным возвышается до того, что оно не есть, и тем

самым оно в противоположность его не исчезнувшему, а, наоборот, постоянному

определению обесконечивается.

Извращение, которое совершает рассудок в отношении конечного и

бесконечного и которое состоит в том, что он фиксирует их соотношение как

качественное различие и утверждает, что в своем определении они раздельны и

притом абсолютно раздельны, - это

извращение основывается на забвении того, что представляет собой понятие

этих моментов для самого рассудка. Согласно этому понятию единство конечного

и бесконечного не есть ни внешнее сведение их вместе, ни ненадлежащее,

противное их определению соединение, в котором связывались бы в себе

раздельные и противоположные, самостоятельные в отношении друг друга, сущие

и, стало быть, несовместимые [определения ], а каждое есть само в себе это

единство, и притом лишь как снятие самого себя, как снятие, в котором ни

одно не имеет перед другим преимущества в-себе-бытия и аффирмативного

наличного бытия. Как мы показали раньше, конечность дана лишь как выхождение

за свои пределы; в ней, следовательно, содержится бесконечность, иное ее

самой. Точно так же бесконечность дана лишь как выхождение за конечное; в

ней, следовательно, как нечто сущностное содержится ее иное и, стало быть,

она в самой себе есть иное самой себя. Конечное не снимается бесконечным как

вне его имеющейся силой, его бесконечность - в снятии самого себя.

Это снятие есть, стало быть, не изменение или инобытие вообще, не снятие

[данного ] нечто. То, в чем конечное снимает себя, есть бесконечное как

подвергание конечности отрицанию; но конечность сама давно уже есть лишь

наличное бытие, определенное как некоторое небытие. Следовательно, только

отрицание снимает себя в отрицании. Точно так же бесконечность со своей

стороны определена как отрицательность конечности и, стало быть,

определенности вообще, - как пустота потустороннего; его снятие себя в

конечном есть возвращение после бегства в пустоту (aus der leeren Flucht),

отрицание такого потустороннего, которое есть нечто отрицательное в самом

себе.

Следовательно, одно и то же отрицание отрицания - вот что имеется в

обоих. Но это отрицание отрицания есть в себе соотношение с самим собой,

утверждение, однако как возвращение к самому себе, т. е. через

опосредствование, которое есть отрицание отрицания. Именно эти определения

следует иметь в виду прежде всего; второе же, [что следует иметь в виду ], -

это то, что они в бесконечном прогрессе также и положены, и то, как они в

нем положены, а именно положены еще не в своей последней истине.

Здесь, во-первых, оба - и бесконечное, и конечное - подвергаются

отрицанию, одинаково совершается выход и за конечное, и за бесконечное;

во-вторых, они полагаются также и как различные, каждое после другого, как

сами по себе положительные. Мы выделяем, таким образом, эти два определения,

сравнивая их между собой, точно так же как мы в сравнении, внешнем

сравнении, отделили друг от друга два способа рассмотрения - рассмотрение

конечного и бесконечного в их соотношении и рассмотрение каждого из них,

взятого само по себе. Но бесконечный прогресс выражает нечто больше; в нем

положена и [их] связь (Zusammenhang) также как различных, однако сначала она

положена только еще как переход и чередование. Нам следует лишь в простой

рефлексии разглядеть то, чтб здесь на самом деле имеется.

Сначала можно брать то отрицание конечного и бесконечного, которое

положено в бесконечном прогрессе, как простое, следовательно, брать их как

внеположные, лишь следующие друг за другом. Если начнем с конечного, то

совершается выход за границу, конечное подвергается отрицанию. Находящееся

по ту сторону конечного - бесконечное - имеется, следовательно, теперь

налицо, но в последнем снова возникает граница; таким образом, имеется выход

за бесконечное. Это двойное снятие, однако, отчасти положено вообще лишь как

некоторое внешнее событие (Geschehen) и чередование моментов, отчасти же еще

не положено как одно единство; каждое из этих выхождений есть свой

собственный разбег, новый акт, так что они, таким образом, лишены связи друг

с другом. - Но в бесконечном прогрессе имеется далее и их соотношение. Это,

во-первых, конечное;

затем совершается выхождение за конечное; это отрицательное или

потустороннее конечного есть бесконечное: в-третьих, совершается снова

выхождение за это отрицание, возникает новая граница, опять некоторое

конечное. - Это - полное, замыкающее само себя движение, пришедшее к тому,

что составляло начало. Возникает то же, из чего исходили, т. е. конечное

восстановлено; оно, следовательно, слилось с самим собой, снова нашло в

своем потустороннем лишь себя.

То же самое происходит и с бесконечным. В бесконечном, по ту сторону

границы, возникает лишь новая граница, которую постигает та же участь -

подвергнуться отрицанию в качестве конечного. Что, таким образом, снова

имеется, это то же бесконечное, которое перед тем исчезло в новой границе.

Бесконечное поэтому своим снятием, этой новой границей, не выталкивается

дальше за эту границу, оно не удалено ни от конечного, - ибо конечное и

состоит лишь в том, что оно переходит в бесконечное, - ни от себя самого,

ибо оно пришло к себе.

Таким образом, оба, конечное и бесконечное, суть движение, состоящее в

возвращении к себе через свое отрицание; они даны лишь как опосредствованно

внутри себя, и утвердительное обоих содержит отрицание обоих и есть

отрицание отрицания. - Они, таким образом, суть результат и, стало быть, не

то, чем они были в определении своего начала, - конечное не есть со своей

стороны некоторое наличное бытие, а бесконечное не есть некоторое наличное

бытие или в-себе-бытие по ту сторону наличного бытия, т. е. определенного

как конечное. Единству конечного и бесконечного рассудок столь энергично

противится только потому, что он предполагает вечными предел и конечное,

равно как и в-себе-бытие; тем самым он упускает из виду отрицание обоих,

фактически имеющееся в бесконечном прогрессе, равным образом и то, что они

встречаются в последнем лишь как моменты некоторого целого и что каждое из

них обнаруживается лишь через посредство своей противоположности, а по

существу также и через посредство снятия своей противоположности.

Когда мы сначала рассматривали возвращение к себе и как возвращение

конечного к себе, и как возвращение бесконечного к себе, то в самом этом

результате обнаруживается некоторая неправильность, связанная с только что

порицавшейся нами неудач-ностью [выражения "единство бесконечного и

конечного"]:

в первый раз взято исходным пунктом конечное, а во второй раз -

бесконечное, и только благодаря этому возникают два результата. Но на самом

деле совершенно безразлично, какое из них мы берем как начало и,

следовательно, само собой отпадает то различие, которое породило двоякость

результата. Это равным образом положено в неограниченной по направлению

обеих сторон линии бесконечного прогресса, в котором каждому из моментов

присуще одинаковое чередование, и совершенно несущественно, какой из них

возьмем и сделаем началом. - Они различаются в этом бесконечном прогрессе,

но одинаковым образом одно есть лишь момент другого. Так как они оба,

конечное и бесконечное, сами суть моменты прогресса, они совместно суть

конечное, и так как они столь же совместно подвергаются отрицанию и в нем, и

в результате, то этот результат как отрицание указанной конечности обоих

истинно именуется бесконечным. Их различие есть, таким образом, тот двоякий

смысл, который они оба имеют. Конечное имеет тот двоякий смысл, что оно,

во-первых, есть лишь конечное по отношению к бесконечному, которое ему

противостоит, и что оно, во-вторых, есть в одно и то же время и конечное, и

противостоящее ему бесконечное. Бесконечное также имеет тот двоякий смысл,

что оно есть, [во-первых ], один из этих двух моментов, - в этом случае оно

есть дурное бесконечное - и, [во-вторых ], оно есть то бесконечное, в

котором оба, оно само и его иное, суть лишь моменты. Следовательно,

бесконечное, каково оно на самом деле, есть процесс, в котором оно низводит

себя до того, чтобы быть лишь одним из своих определений, противостоять

конечному и, значит, быть самому лишь одним из конечных, а затем снимает это

свое отличие от себя самого для утверждения себя и есть через это

опосредствование истинно бесконечное.

Это определение истинно бесконечного не может быть облечено в уже

отвергнутую [нами ] формулу единства конечного и бесконечного; единство есть

абстрактное, неподвижное равенство с самим собой, и моменты [тогда ] также

оказываются неподвижно сущими. Бесконечное же, подобно своим двум моментам,

дано по своему существу скорее лишь как становление, но становление, далее

определенное теперь в своих моментах. Становление имеет сначала своими

определениями абстрактное бытие и ничто; как

изменение оно имеет своими моментами наличие сущие, [т. е. ] нечто и

иное; теперь же как бесконечное оно имеет своими моментами конечное и

бесконечное, которые сами даны как становящиеся.

Это бесконечное как возвращенность-в-себя, соотношение себя с самим

собой, есть бытие, но не лишенное определений абстрактное бытие, ибо оно

положено отрицающим отрицание; оно, следовательно, есть также и наличное

бытие, ибо оно содержит отрицание вообще и, стало быть, определенность. Оно

есть и оно есть здесь, в данный момент, налично. Только дурное бесконечное

есть потустороннее, ибо оно лишь отрицание конечного, положенного как

реальное; таким образом, оно абстрактное, первое отрицание; будучи

определено лишь как отрицательное, оно не имеет в себе утверждения наличного

бытия, фиксированное как только отрицательное, оно даже не должно быть здесь

- оно должно быть недостижимым. Но эта недостижимость есть не величие

(Hoheit) его, а его недостаток, который имеет свое последнее основание в

том, что конечное, как таковое, удерживается как сущее. Неистинное есть

недостижимое; и легко усмотреть, что такое бесконечное неистинно. - Образом

прогресса в бесконечность служит прямая линия, только на обеих границах

которой лежит бесконечное и всегда лишь там, где ее-а она есть наличное

бытие - нет, и которая выходит к этому отсутствию своего наличного бытия, т.

е. выходит в неопределенное; истинная же бесконечность, повернутая обратно к

себе, имеет своим образом круг, достигшую себя линию, которая замкнута и

всецело налична, не имея ни начального пункта, ни какого-либо конца.

Истинная бесконечность, взятая, таким образом, вообще как наличное бытие,

положенное как аффирмативное в противоположность абстрактному отрицанию,

есть реальность в более высоком смысле, чем та реальность, которая раньше

была просто определена; она получила здесь некоторое конкретное содержание.

Не конечное есть реальное, а бесконечное. Так в дальнейшем реальность

определяется как сущность, понятие, идея и т. д. Однако при рассмотрении

более конкретного излишне повторять такие более ранние, более абстрактные

категории, как реальность, и применять их для более конкретных определений,

чем те, что они суть сами в себе. Такое повторение, как, например, когда

говорят, что сущность или идея есть реальное, вызывается тем, что для

неразвитого мышления самые абстрактные категории, такие, как бытие, наличное

бытие, реальность, конечность, суть наиболее привычные.

Здесь повторение категории реальности вызывается более определенной

причиной, так как то отрицание, в отношении которого она есть

утвердительное, есть здесь отрицание отрицания, и, стало быть, она сама

противополагается той реальности, которая есть конечное наличное бытие. -

Отрицание определено, таким образом, как идеальность; идеальное (ideelle) *

есть конечное, как оно есть в истинно бесконечном - как некоторое

определение, содержание, которое различено, но не есть нечто самостоятельно

сущее, а дано как момент. Идеальность имеет этот более конкретный смысл,

который не вполне выражен отрицанием конечного наличного бытия. - Но в

отношении реальности и идеальности противоположность между конечным и

бесконечным понимают так, что конечное считается реальным, а бесконечное

идеальным; как и в дальнейшем, понятие рассматривается как нечто идеальное и

притом как нечто лишь идеальное, наличное же бытие вообще рассматривается

как реальное. При таком понимании, разумеется, нисколько не поможет то, что

мы имеем для обозначения указанного конкретного определения отрицания особое

слово "идеальное"; при этой противоположности снова возвращаются к

односторонности абстрактного отрицания, которая присуща дурному

бесконечному, и упорно настаивают на утвердительном наличном бытии

конечного.

Переход

Идеальность может быть названа качеством бесконечности;

по существу она процесс становления и тем самым некоторый переход,

подобный переходу становления в наличное бытие, и теперь следует указать

характер этого перехода. Как снятие конечности, т. е. конечности, как

таковой, и равным образом бесконечности, лишь противостоящей ей, лишь

отрицательной, это возвращение в себя есть соотношение с самим собой, бытие.

Так как в этом бытии есть отрицание, то оно наличное бытие, но так как,

далее, это отрицание есть по своему существу отрицание отрицания,

соотносящееся с собой отрицание, то оно есть то наличное бытие, которое

именуется для-себя-бытием.

Примечание 1 [Бесконечный прогресс]

Бесконечное - взятое в обычном смысле в смысле дурной бесконечности - и

такой прогресс в бесконечность, как долженствование, суть выражение

противоречия, которое выдает само себя за разрешение и за нечто последнее.

Это бесконечное есть некое первое возвышение чувственного представления над

конечным, возвышение его до мысли, имеющей, однако, своим содержанием лишь

ничто, некое определенно положенное как несущее, - есть бегство за пределы

ограниченного, не сосредоточивающееся на самом себе и не умеющее возвратить

отрицательное к положительному. Эта незавершенная рефлексия имеет перед

собой полностью оба определения истинно бесконечного: противоположность

между конечным и бесконечным и единство конечного и бесконечного, но не

сводит вместе этих двух мыслей. Одна мысль неминуемо влечет за собой другую,

эта же рефлексия лишь чередует их. Изображение этого чередования,

бесконечный прогресс, происходит всюду, где упорствуют в противоречии

единства двух определений и их противоположности. Конечное есть снятие

самого себя, оно заключает в себе свое отрицание, бесконечность: это их

единство. Совершается выход за конечное к бесконечному как к потустороннему

конечного: это их разъединение. Но за бесконечным имеется другое конечное; в

выходе за конечное, в бесконечности, содержится конечность: это их единство.

Но это конечное есть также некое отрицание бесконечного: это их разъединение

и т. д. - Так, в причинном отношении причина и действие нераздельны:

причина, которая не производила бы никакого действия, не была бы причиной,

равно как и действие, которое не имело бы причины, уже не было бы действием.

Это отношение приводит таким образом к бесконечному прогрессу причин и

действий. Нечто определено как причина, но причина как конечное (а конечна

она, собственно говоря, как раз вследствие ее отделения от действия) сама

имеет причину, т. е. она есть также и действие; следовательно, то, что было

определено как причина, определено и как действие;

это - единство причины и действия. Определяемое же как действие

опять-таки имеет некоторую причину, т. е. причину следует отделить от ее

действия и положить как отличное от него нечто. Эта новая причина сама,

однако, есть только действие;

это - единство причины и действия. Она имеет своей причиной некоторое

иное; это - разъединение обоих определений и т. д. до бесконечности.

Этому прогрессу можно, таким образом, придать более характерную для него

форму. Утверждают, что конечное и бесконечное - это одно единство; это

ложное утверждение (Behauptung) должно быть исправлено противоположным

утверждением: они совершенно различны и противоположны друг другу. Это

утверждение должно быть вновь исправлено утверждением об их единстве [в том

смысле], что они неразделимы, что в одном определении заключено другое, и т.

д. до бесконечности. - Легко исполнимое требование, предъявляемое к тем, кто

хочет проникнуть в природу бесконечного, заключается в том, что они должны

сознавать, что бесконечный прогресс, развитое бесконечное рассудка, носит

характер чередования обоих определений, чередования единства и раздельности

обоих моментов, а затем они должны еще сознавать, что это единство и эта

раздельность сами нераздельны.

Разрешением этого противоречия служит не признание одинаковой

правильности и одинаковой неправильности обоих утверждений - это будет лишь

другой формой остающегося противоречия, - а идеальность обоих определений,

где они в своем различии в качестве взаимных отрицаний суть лишь моменты;

указанное выше монотонное чередование есть фактически отрицание и

единства и раздельности их. В этой идеальности фактически имеется также

показанное нами выше, а именно:

конечное, выходя за свои пределы, впадает в бесконечное, но оно также и

выходит за бесконечное, находит себя порожденным снова, а стало быть,

сливается в этом выхождении за свои пределы лишь с самим собой, и это равным

образом происходит и с бесконечным, так что из этого отрицания отрицания

получается утверждение (Affirmation), а этот результат, стало быть,

оказывается их истиной и изначальным состоянием. Тем самым в этом бытии как

идеальности отличных друг от друга [определений] противоречие не исчезло

абстрактно, а разрешено и примирено, и мысли оказываются не только полными,

но также и сведенными вместе. Природа спекулятивного мышления обнаруживает

себя здесь, как на вполне достаточном примере, в своем определенном виде;

она состоит единственно в постижении противоположных моментов в их единстве.

Так как каждый из них обнаруживает себя в себе же, и притом фактически,

имеющим в самом себе свою противоположность и в ней сливающимся с самим

собой, то аффирмативная истина есть это движущееся внутри себя единство,

объединение обеих мыслей, их бесконечность, - соотношение с самим собой, не

непосредственное, а бесконечное.

Многие, для которых мышление уже перестало быть чем-то чуждым, часто

усматривают сущность философии в разрешении вопроса, каким образом

бесконечное выходит из самого себя и приходит к конечности. Это, полагают

они, нельзя сделать постижимым. Бесконечное, к понятию которого мы пришли,

получит дальнейшие определения в ходе последующего изложения, и на этом

бесконечном требуемое [этими людьми ] будет показано во всем многообразии

форм, а именно будет показано, каким образом это бесконечное, если угодно

так выражаться, приходит к конечности. Здесь же мы рассматриваем этот вопрос

лишь в его непосредственности и имея в виду ранее рассмотренный смысл,

который обычно приписывают бесконечному.

От ответа на этот вопрос, как утверждают, зависит вообще решение вопроса,

существует ли философия, и, делая вид, что хотят ответить на этот вопрос,

задающие его в то же время полагают, что обладают в самом этом вопросе

некоторого рода каверзным вопросом, неким неодолимым талисманом, служащим

верной и надежной защитой от утвердительного ответа и тем самым от философии

и необходимости заниматься ею. - И относительно других предметов также

требуется известная культура для того, чтобы уметь задавать вопросы; тем

более она требуется в отношении философских предметов, чтобы получить другой

ответ, чем тот, что вопрос никуда не годится.

При постановке таких вопросов взывают обычно к снисходительности, говоря,

что дело не в том, какие употребляют слова, а что, независимо от способа

выражения, все равно понятно, о чем идет речь. Употребление здесь выражений,

заимствованных из области чувственного представления, как, например,

"выходить" и т. п., возбуждает подозрение, что он возникает на почве

обычного представления и что для ответа на него также ожидают представлений,

распространенных в обыденной жизни, и образов чувственной метафоры.

Если вместо бесконечного взять бытие вообще, то кажется, что легче

постичь понятийно определение бытия (das Bestimmen des Seins), отрицание или

конечность в нем. Хотя само бытие есть неопределенное, однако в нем

непосредственно не выражено, что оно противоположность определенного.

Напротив, бесконечное содержит эту мысль в явно выраженном виде; оно есть

не-ко-нечное. Единство конечного и бесконечного кажется, следовательно,

непосредственно исключенным; поэтому незавершенная рефлексия упорнее всего

не приемлет этого единства.

Но мы уже показали, да и без дальнейшего углубления в определение

конечного и бесконечного непосредственно ясно, что бесконечное в том смысле,

в котором его берет эта незавершенная рефлексия, а именно в смысле чего-то

противостоящего конечному, - как раз в силу того, что оно противостоит

последнему, имеет в нем свое иное и уже потому ограничено и само конечно, -

есть дурное бесконечное. Поэтому ответ на вопрос, каким образом бесконечное

становится конечным, заключается в том, что нет такого бесконечного, которое

сначала бесконечно и которому только потом приходится стать конечным, выйти

к конечности, но что оно уже само по себе столь же конечно, сколь и

бесконечно. Так как, задавая этот вопрос, допускают, что, с одной стороны,

бесконечное существует само по себе и что, с другой, - конечное, которое

вышло из него, чтобы стать раздельным с ним, или которое, откуда бы оно ни

пришло, обособлено от него, - что такое конечное поистине реально, то

следовало бы скорее сказать, что непостижима именно эта раздельность. Ни

такое конечное, ни такое бесконечное не имеют истинности, а неистинное

непостижимо. Но нужно также сказать, что они постижимы. Рассмотрение их,

даже взятых так, как они даны в представлении, согласно которому в одном

заключено определение другого, простое усмотрение этой их нераздельности

означает постижение их: эта нераздельность есть их понятие. - Напротив,

принимая самостоятельность указанных конечного бесконечного, этот вопрос

предлагает неистинное содержание и уже заключает в себе неистинное

соотношение между ними. На него поэтому не следует отвечать, а следует,

наоборот, отвергнуть содержащиеся в нем ложные предпосылки, т. е. следует

отвергнуть самый вопрос. Вопрос об истинности указанных конечного и

бесконечного изменяет точку зрения на них, и это изменение переносит на

первый вопрос то смущение, которое он должен был вызвать. Наш вопрос

оказывается чем-то новым для рефлексии - источника первого вопроса, так как

в таком реф-лектировании нет того спекулятивного интереса, который сам по

себе и прежде, чем соотносить друг с другом определения, имеет в виду

познать, истинны ли эти определения, взятые так, как они предположены. Но

поскольку познана неистинность конечного, которое так же должно оставаться у

себя, мы должны сказать относительно этого выхождения конечного из

бесконечного, что бесконечное выходит к конечному потому, что оно, если его

понимают как абстрактное единство, не имеет в самом себе истинности, не

имеет устойчивого существования, равно как и, наоборот, конечное входит в

бесконечное по той же причине - вследствие своей ничтожности. Или,

правильнее будет сказать, что бесконечное извечно выходит к конечности, что

его (точно так же, как и чистого бытия) безусловно нет самого по себе, без

его иного в нем же самом.

Вопрос, каким образом бесконечное выходит к конечному, может содержать

еще одно предположение, что бесконечное в себе включает в себя конечное и,

стало быть, есть в себе единство самого себя и своего иного, так что

трудность состоит по существу в [их] разъединении, которое противоречит

предположенному единству обоих. В этом предположении та противоположность

[обоих определений], на которой настаивают, получает лишь другой вид;

единство и различение отделяются и изолируются друг от друга. Но если это

единство берут не как абстрактное, неопределенное, а (как в указанном

предположении) уже как определенное единство конечного и бесконечного, то

здесь уже имеется и различение обоих, - различение, которое в таком случае в

то же время не предоставляет им обособленности и самостоятельности, а

оставляет их в единстве как идеальные. Это единство конечного и бесконечного

и их различение есть та же нераздельность, что конечность и бесконечность.

Примечание 2 [ Идеализм]

Положение о том, что конечное идеально, составляет идеализм. Философский

идеализм состоит только в том, что конечное не признается истинно сущим.

Всякая философия есть по своему существу идеализм или по крайней мере имеет

его своим принципом, и вопрос в таком случае заключается лишь в том,

насколько этот принцип действительно проведен, философия есть идеализм в той

же мере, что и религия, ибо религия так же не признает конечность истинным

бытием, чем-то последним, абсолютным или, иначе говоря, чем-то неположенным,

несотворенным, вечным. Противопоставление идеалистической философии

реалистической не имеет поэтому никакого значения. Философия, которая

приписывала бы конечному наличному бытию, как таковому, истинное, последнее,

абсолютное бытие, не заслуживала бы названия философии. Первоначала

(Prinzipien) древних или новых философских учений - вода или материя или

атомы - суть мысли, всеобщее, идеальное, а не вещи, как их непосредственно

находят в наличии, т. е. вещи в чувственной единичности; даже Фалесова вода

не такова; ибо, хотя она также и эмпирическая вода, она в то же время есть

"в-себе" или сущность всех других вещей, и эти последние не самостоятельны,

не имеют основы внутри себя (in sich gegrundete), а положены проистекающими

из другого, из воды, т. е. идеальны. Назвав только что принцип, всеобщее,

идеальным, еще с большим правом дблжно назвать идеальным понятие, идею, дух,

и, говоря затем, что единичные чувственные вещи в свою очередь даны как

идеальные в принципе, в понятии, а еще больше - в духе, как снятые [в них],

необходимо предварительно обратить внимание на ту же двойственность, которая

обнаружилась у бесконечного, а именно, что один раз идеальным оказывается

конкретное, истинно сущее, другой раз - его моменты равным образом являются

идеальным, снятым в нем; на самом же деле есть только конкретное целое, от

которого моменты неотделимы.

Когда говорят об идеальном, имеют в виду прежде всего форму

представления, и идеальным называют то, что вообще имеется в моем

представлении или в понятии, в идее, в воображении и т. д., так что

идеальное вообще признается и фантазиями - представлениями, которые, как

предполагают, не только отличаются от реального, но по своему существу не

реальны. В самом деле дух есть вообще настоящий идеалист; в нем, уже как

ощущающем и представляющем, а еще более поскольку он мыслит и постигает в

понятиях, содержание дано не как так называемое реальное существование

(Dasein); в простоте "Я" такого рода внешнее бытие лишь снято, оно для меня,

оно идеально во мне. Этот субъективный идеализм, высказывается ли он и

устанавливается как бессознательный идеализм сознания вообще или сознательно

как принцип, относится лишь к той форме представления, согласно которой то

или иное содержание есть мое содержание. Систематический идеализм

субъективности утверждает относительно этой формы, что она единственно

истинная, исключающая форму объективности или реальности, форму внешнего

существования указанного содержания. Такой идеализм формален, так как он не

обращает внимания на содержание представления или мышления, и это содержание

может при этом оставаться в представлении или мышлении всецело в своей

конечности. С принятием такого идеализма ничего не теряется, и потому, что

сохраняется реальность такого конечного содержания, наполненное конечностью

существование, и потому, что, поскольку абстрагируются от него, оно в себе

не должно иметь никакого значения; с принятием этого идеализма ничего и не

выигрывается именно потому, что ничего не теряется, так как "Я",

представление, дух остаются наполненными тем же содержанием конечного.

Противоположность формы субъективности и объективности есть, разумеется,

один из видов конечности. Но содержание, как оно принимается в ощущение,

созерцание или же в более абстрактную стихию представления, мышления,

содержит полноту конечности, которая с исключением лишь указанного одного

вида, формы субъективного и объективного, еще совершенно не устранена и тем

более не отпадает сама собой.

Глава третья

ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ (DAS FURSICHSEIN)

В для-себя-бытии качественное бытие завершено; оно бесконечное бытие.

Бытие, которое составляет начало, лишено определений. Наличное бытие есть

снятое бытие, но лишь непосредственно снятое. Оно, таким образом, содержит

прежде всего лишь первое отрицание, которое само непосредственно. Бытие,

правда, также сохранено, и в наличном бытии оба, [бытие и отрицание ],

объединены в простое единство, но как раз поэтому они в себе еще неравны

друг другу и их единство еще не положено. Наличное бытие есть поэтому сфера

различия, дуализма, область конечности. Определенность есть определенность,

как таковая, некая относительная, а не абсолютная определенность. В

для-себя-бытии различие между бытием и определенностью или отрицанием

положено и уравнено; качество, инобытие, граница, как и реальность,

в-себе-бытие, долженствование и т. д. суть несовершенные внедрения отрицания

в бытие, в основании которых еще лежит различие между обоими. Но так как в

конечности отрицание перешло в бесконечность, в положенное отрицание

отрицания, то оно есть простое соотношение с собой, следовательно, в самом

себе уравнивание с бытием - абсолютная определенность (absolptes

Bestiinintsein).

Для себя-бытие, есть, во-первых, непосредственно для-себя-сущее, "одно".

Во-вторых, "одно" переходит во множество "одних" - в отталкивание

(Repulsion), каковое инобытие "одного" снимается в его идеальности; это -

притяжение (Attraktion).

В-третьих, оно есть взаимоопределение отталкивания и притяжения, в

котором они погружаются в равновесие (Gleichgewicht) и качество, доведшее

себя в для-себя-бытии до кульминационной точки, переходит в количество.

А. ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ, КАК ТАКОВОЕ (DAS FURSICHSEIN ALS SOLCHES)

Выявилось всеобщее понятие для-себя-бытия. Теперь дело идет только о том,

чтобы доказать, что этому понятию соответствует представление, которое мы

связываем с выражением "для-себя-бытие", дабы мы были вправе употреблять его

для обозначения указанного понятия. И, по-видимому, это так; мы говорим, что

нечто есть для себя, поскольку оно снимает инобытие, свое отношение и свою

общность с иным, оттолкнуло их, абстрагировалось от них. Иное существует для

него лишь как нечто снятое, как его момент. Для-себя-бытие состоит в таком

выходе за предел, за свое инобытие, что оно как это отрицание есть

бесконечное возвращение в себя. - Сознание уже как таковое содержит в себе

определение для-себя-бытия, так как оно представляет себе предмет, который

оно ощущает, созерцает и т. д., т. е. имеет его содержание внутри себя,

которое, таким образом, дано как идеальное; в самом своем созерцании и

вообще в своей переплетенности со своей отрицательностью, с иным, оно

остается самим собой. Для-себя-бытие есть полемическое, отрицательное

отношение к ограничивающему иному и через это отрицание иного -

рефлектированность в себя, хотя наряду с этим возвращением сознания в себя и

идеальностью предмета еще сохранилась также и его реальность, так как его

знают в то же время как некое внешнее наличное бытие. Сознание, таким

образом, охватывает лишь явления, или, иначе говоря, оно дуализм: с одной

стороны, оно знает о некотором другом, внешнем для него предмете, а с

другой, есть для себя, имеет в себе этот предмет идеальным, находится не

только при этом ином, а в нем находится также при себе самом. Напротив,

самосознание есть для-себя-бытие как исполненное и положенное; указанная

выше сторона соотношения с некоторым иным, с внешним предметом устранена.

Самосознание есть, таким образом, ближайший пример наличия бесконечности,

правда, все еще абстрактной бесконечности, которая, однако, в то же время

имеет совершенно другое конкретное определение, чем для-себя-бытие вообще,

бесконечность которого еще всецело имеет лишь качественную определенность.

а) Наличное бытие и для-себя-бытие (Dasein und Fiirsichsein)

Для-себя-бытие есть, как мы уже указали, бесконечность, погрузившаяся в

простое бытие; оно наличное бытие, поскольку отрицательная природа

бесконечности, которая есть отрицание отрицания в положенной теперь форме

непосредственности бытия, дана лишь как отрицание вообще, как простая

качественная определенность. Но бытие в такой определенности, в которой оно

есть наличное бытие, с самого начала также и отлично от самого

для-себя-бытия, которое есть для-себя-бытие лишь постольку, поскольку его

определенность есть указанное бесконечное. Однако наличное бытие есть в то

же время момент самого для-себя-бытия, ибо последнее содержит, разумеется, и

бытие, обремененное отрицанием. Так, определенность, которая в наличном

бытии, как таковом, есть некоторое иное и бытие-для-иного, повернута обратно

в бесконечное единство для-себя-бытия, и момент наличного бытия имеется в

для-себя-бытии как бытие-для-одного.

b) Бытие-для-одного (Sein-fiir-Eines)

В этом моменте выражено то, как конечное есть в своем единстве с

бесконечным или есть, как идеальное. Для-себя-бытие имеет отрицание не в

самом себе как определенность или границу и, значит, также не как

соотношение с некоторым другим, чем оно, наличным бытием. Обозначив этот

момент как бытие-для-одного, следует сказать, что нет еще ничего, для чего

бы он был, - еще нет того одного, момент которого он составлял бы. И в самом

деле, такого рода одно еще не фиксировано в для-себя-бытии; то, для чего

нечто (а здесь нет никакого нечто) было бы тем, что вообще должно было бы

быть другой стороной, есть равным образом момент, есть само лишь

бытие-для-одного, еще есть одно. - Следовательно, еще имеется

неразличенность тех двух сторон, которые можно усмотреть в бытии-для-одного.

Есть лишь одно бытие-для-иного, и так как есть лишь одно бытие-для-иного, то

последнее есть также лишь бытие-для-одного; оно лишь одна идеальность того,

для чего или в чем некоторое определение должно было бы существовать как

момент, и того, что должно было бы быть в нем моментом. Таким образом,

для-одного-бытие и для-себя-бытие не составляют истинных опре-деленностей в

отношении друг друга. Поскольку мы принимаем на мгновение, что имеется

различие, и говорим здесь о некотором для-себя-сущем, то само для-себя-сущее

как снятость инобытия соотносится с собой как со снятым иным, стало быть,

есть для-одного; оно соотносится в своем ином лишь с собой. Идеальное

необходимо есть для-одного, но оно не есть для иного; то одно, для которого

оно есть, есть лишь само же оно. - Следовательно, "Я", дух вообще или Бог

идеальны, потому что они бесконечны, но в своей идеальности они, как

для-себя-сущие, не отличаются от того, что есть для-одного. Ибо иначе они

были бы лишь непосредственными или, точнее, наличным бытием и

бытием-для-иного, потому что то, что было бы для них, было бы не они сами, а

некоторое иное, если бы им не был присущ момент бытия-для-одного. Поэтому

Бог есть для себя, поскольку сам он есть то, что есть для него.

Для-себя-бытие и для-одного-бытие - это, следовательно, не разные

значения идеальности, а сущностные, неразделимые ее моменты.

Примечание [Выражение: was fur ernes?]

Кажущееся сначала странным выражение немецкого языка при вопросе о

качестве, was fur ein Ding etwas sei, подчеркивает рассматриваемый здесь

момент в его рефлексии-внутрь-себя. По своему происхождению это выражение

идеалистично, так как оно не спрашивает, что есть эта вещь А для другой вещи

В, не спрашивает, что есть этот человек для другого человека, а спрашивает,

чтб это за вещь, за человек, так что это бытие-для-одного возвратилось в то

же время в самое эту вещь, в самого этого человека, и то, что есть, и то,

для чего оно есть, есть одно и то же - тождество, каковым должна

рассматриваться также и идеальность.

Идеальность присуща прежде всего снятым определениям как отличным от

того, в чем они сняты, каковое можно брать, напротив, как реальное. Но в

таком случае идеальное оказывается опять одним из моментов, а реальное -

другим; однако идеальность заключается в том, что оба определения одинаково

суть только для одного и считаются лишь за одно, каковая одна идеальность

тем самым неразличимо есть реальность. В этом смысле самосознание, дух. Бог

есть идеальное как бесконечное соотношение исключительно с собой, - "Я" есть

для "Я", оба суть одно и то же; "Я" названо два раза, но каждое из этих двух

есть лишь для-одного, идеально; дух есть лишь для духа, Бог лишь для Бога и

лишь это единство есть Бог, Бог как дух. - Но самосознание как сознание

вступает в различие между собой и некоторым иным, или, другими словами,

между своей идеальностью, в которой оно есть представляющее сознание, и

своей реальностью, поскольку у его представления определенное содержание,

которое имеет еще ту сторону, что его знают как неснятое отрицательное, как

наличное бытие. Однако называть мысль, дух. Бога лишь идеальными, значит

исходить из той точки зрения, согласно которой конечное наличное бытие

считается реальным, а идеальное или бытие-для-одного имеет только

односторонний смысл.

В одном из предыдущих примечаний мы указали принцип идеализма и сказали,

что при рассмотрении той или иной философии важно знать прежде всего то,

насколько последовательно она проводит этот принцип. О характере проведения

указанного принципа в отношении той категории, которая нас сейчас занимает,

можно сделать еще одно замечание. Проведение этого принципа зависит прежде

всего от того, остается ли [в данной философии] самостоятельно существовать

наряду с для-себя-бытием еще и конечное наличное бытие, а затем и от того,

положен ли в бесконечном уже сам момент "для-одного" - отношение идеального

к себе как к идеальному. Так, бытие у элеатов или субстанция у Спинозы - это

лишь абстрактное отрицание всякой определенности, причем в них самих

идеальность не положена. У Спинозы, как мы об этом скажем ниже,

бесконечность есть лишь абсолютное утверждение (Affinnation) той или иной

вещи и, следовательно, лишь неподвижное единство; субстанция поэтому не

доходит даже до определения для-себя-бытия и еще в меньшей мере до

определения субъекта и духа. Идеализм благородного Мальбранша более

развернут внутри себя; он содержит следующие основные мысли: так как Бог

заключает в себе все вечные истины, идеи и совершенства всех вещей, так что

они принадлежат лишь ему, то мы их видим только в нем;

Бог вызывает в нас наши ощущения предметов посредством действия, в

котором нет ничего чувственного, причем мы воображаем себе, что получаем от

предмета не только его идею, представляющую его сущность, но и ощущение его

наличного бытия (De la recherche de la v6rit6, eclairc. sur la nature des