1. Поэтому единичность являет себя прежде всего как рефлексия понятия в

само себя из своей определенности. Она опосредствованно понятия собой,

поскольку его инобытие вновь сделало себя чем-то иным, вследствие чего

понятие восстановлено как равное самому себе, но в определении абсолютной

отрицательности. - То отрицательное во всеобщем, благодаря которому всеобщее

есть особенное, было выше определено как двоякое свечение (Doppelschein);

поскольку оно свечение (Scheinen) внутрь, особенное остается всеобщим, а

через свечение (Scheinen) вовне оно определенное; возвращение этой стороны

во всеобщее двояко: либо через абстракцию, которая отбрасывает это

определенное и возвышается до более высокого и наивысшего рода, либо же

через единичность, к которой всеобщее нисходит в самой определенности. -

Здесь начинается поворот, на котором абстракция сбивается с пути понятия и

покидает истину. Ее более высокое и наивысшее всеобщее, до которого она

возвышается, это лишь поверхность, становящаяся все более бессодержательной,

а презираемая ею единичность есть та глубина, в которой понятие постигает

само себя и положено как понятие.

Всеобщность и особенность явили себя, с одной стороны, как моменты

становления единичного. Но было уже показано, что в самих себе они тотальное

понятие и потому в единичности не переходят в нечто иное; в ней лишь

положено то, что они суть в себе и для себя. Всеобщее есть для себя, так как

в самом себе оно абсолютное опосредствование, соотношение с собой лишь как

абсолютная отрицательность. Всеобщее абстрактно, поскольку это снятие есть

внешнее действие и тем самым отбрасывание определенности. Поэтому указанная

отрицательность имеется, правда, в абстрактном, но она остается вне его,

просто как его условие; она есть сама абстракция, противопоставляющая себе

свое всеобщее, вследствие чего это всеобщее не имеет единичности внутри

самого себя и остается чуждым понятия. - Жизнь, дух, Бога, равно как и

чистое понятие абстракция потому не может постичь, что она не допускает к

своим творениям единичность, принцип индивидуальности и личности и таким

образом приходит лишь к безжизненным и бездуховным, бесцветным и

бессодержательным всеобщностям.

Но единство понятия столь нераздельно, что и эти продукты абстракции, в

то время как они должны отбросить единичность, скорее сами единичны.

Абстракция возводит конкретное во всеобщность, всеобщее же она понимает лишь

как определенную всеобщность, а это как раз и есть единичность, которая, как

оказалось, есть соотносящаяся с собой определенность. Поэтому абстракция

есть разделение конкретного и разрознивание (Vereinzelung) его определений;

посредством абстракции схватываются лишь единичные свойства и моменты; ведь

ее продукт должен содержать то, что она есть сама. Но различие между этой

единичностью ее продуктов и единичностью понятия состоит в том, что в

продуктах отличаются друг от друга единичное как содержание и всеобщее как

форма - именно потому, что содержание не дано как абсолютная форма, как само

понятие, иначе говоря, форма не дана как тотальность формы. - Но это более

подробное рассмотрение показывает само абстрактное как единство единичного

содержания и абстрактной всеобщности, стало быть, как конкретное, как

противоположность тому, чем оно хочет быть.

Исходя из того же основания особенное, так как оно лишь определенное

всеобщее, есть также единичное, и, наоборот, так как единичное есть

определенное всеобщее, то оно и некоторое особенное. Если твердо

придерживаться этой абстрактной определенности, то [следует сказать, что ]

понятие имеет три особенных определения - всеобщее, особенное и единичное,

между тем как ранее видами особенного были названы лишь всеобщее и

особенное. Так как единичность есть возвращение понятия как отрицательного

внутрь себя, то абстракция, которая, собственно говоря, снята в этом

возвращении, может само это возвращение как безразличный момент зачислять в

один ряд с другими моментами.

Если единичность приводится как одно из особенных определений понятия, то

особенность есть тотальность, объемлющая собой все эти определения; как

такая именно тотальность она их конкретное или сама единичность. Но

особенность есть конкретное также и с отмеченной выше стороны, [т. е.] как

определенная всеобщность; как такая, особенность дана как непосредственное

единство, в котором ни один из этих моментов не положен как различенный или

как определяющее, и в этой форме она будет составлять средний член

формального умозаключения.

Совершенно очевидно, что каждое определение, полученное до сих пор в

экспозиции понятия, непосредственно растворялось и терялось в своем другом.

Всякие различения смываются в рассуждении, которое должно их изолировать и

фиксировать. Одно только представление, для которого их изолировало

абстрагирование, способно удержать для себя вне друг друга всеобщее,

особенное и единичное; как такие они могут быть перечислены, а что касается

последующего различения, то [надо сказать, что] представление держится за

совершенно внешнее различение бытия, за количество, которому менее всего

здесь место. - В единичности указанное истинное отношение - нераздельность

понятийных определений - положено; ибо как отрицание отрицания она содержит

их противоположность и притом в ее основании или единстве, [т. е. ] слитость

каждого из этих определений со своим иным. Так как в этой рефлексии имеется

в себе и для себя всеобщность, то она по существу своему есть

отрицательность определений понятия не только в том смысле, что она по

отношению к ним есть как бы лишь некое отличное от них третье, но и в том,

что отныне положено, что положен-ность (Gesetzsein) есть

в-себе-и-для-себя-бытие, т. е. что каждое из принадлежащих к различию

определений само есть тотальность. Возвращение определенного понятия в себя

означает, что оно имеет определение - в своей определенности быть всем

понятием целиком.