3. С этой положительной стороны, с которой самостоятельность как

исключающая рефлексия делается в противоположности положенностью, а также

снимает ее, противоположность не только исчезла в основании, но и

возвратилась в свое основание. - Исключающая рефлексия самостоятельной

противоположности делает эту противоположность чем-то отрицательным, лишь

положенным; этим она низводит свои сначала самостоятельные определения,

положительное и отрицательное, до таких определений, которые суть только

определения; и, становясь таким образом положенностью, положенность вообще

возвращается в свое единство с собой; она простая сущность, но сущность как

основание. Благодаря снятию внутренне противоречивых определений сущности

сущность восстановлена, однако с определением - быть исключающим единством

рефлексии, простым единством, определяющим само себя как отрицательное, но в

этой положенности непосредственно равным самому себе и слившимся с собой.

Следовательно, благодаря своему противоречию самостоятельная

противоположность возвращается сначала в основание; она то первое,

непосредственное, с которого начинают, и снятая противоположность или снятая

положенность сама есть некоторая положенность. Тем самым сущность как

основание есть положенность, нечто ставшее. Но напротив того, оказалось

положенным лишь то, что противоположность или положенность есть нечто

снятое, дана лишь как положенность. Следовательно, сущность как основание -

это рефлексия, исключающая так, что сущность делает самое себя

положенностью, что противоположность, с которой раньше начали и которая была

тем, что непосредственно, есть лишь положенная, определенная

самостоятельность сущности, и что эта противоположность есть лишь то, что

снимает себя в себе самом, а сущность - то, что рефлектировано в своей

определенности в себя. Сущность как основание исключает себя из самой себя,

она полагает себя; ее положенность - которая есть то, что исключено, - дана

лишь как положенность, как тождество отрицательного с самим собой. Это

самостоятельное есть отрицательное, положенное как отрицательное, оно нечто

противоречащее самому себе, остающееся поэтому непосредственно в сущности

как в своем основании.

Разрешенное противоречие есть, следовательно, основание, сущность как

единство положительного и отрицательного. В противоположности определение

достигло самостоятельности;

основание же есть эта завершенная самостоятельность; отрицательное есть в

нем самостоятельная сущность, но как отрицательное; таким образом, основание

в такой же степени положительное, как и то, что тождественно с собой в этой

отрицательности. Поэтому противоположность и ее противоречие столь же сняты

в основании, как и сохранены. Основание - это сущность как положительное

тождество с собой, однако такое тождество, которое в то же время соотносится

с собой как отрицательность, следовательно, определяет себя и делается

исключенной положенностью; но эта положенность есть вся самостоятельная

сущность, а сущность - это основание как тождественное с самим собой и

положительное в этом своем отрицании. Следовательно, противоречащая себе

самостоятельная противоположность сама уже была основанием; прибавилось лишь

определение единства с самим собой, которое появляется благодаря тому, что

каждый из самостоятельных противоположных [моментов] снимает сам себя и

делается своим иным, стало быть, исчезает в основании, но в этом

исчезновении сливается в то же время лишь с самим собой, следовательно, в

своей гибели, т. е. в своей положенное(tm) или в отрицании есть скорее лишь

рефлектированная в себя, тождественная с собой сущность.

Примечание 1

[Единство положительного и отрицательного]

Положительное и отрицательное - это одно и то же. Выражение это

принадлежит внешней рефлексии, поскольку она проводит сравнение этих двух

определений. Но не следует проводить внешнее сравнение между этими

определениями, равно как и между другими категориями, а их надлежит

рассматривать в них же самих, т. е. должно рассмотреть, в чем состоит их

собственная рефлексия. Что же касается этой рефлексии, то обнаружилось, что

каждое из них по существу своему имеет свою видимость (ist das Scheinen) в

ином и даже есть полагание себя как иного.

Но представлению, поскольку оно рассматривает положительное и

отрицательное не так, каковы они в себе и для себя, можно во всяком случае

посоветовать провести сравнение, для того чтобы обратить его внимание на

несостоятельность этих различенных [определений], которые оно признает

прочно противостоящими друг другу. Уже незначительного опыта в

рефлектирующем мышлении достаточно, чтобы удостовериться в том, что если

нечто было определено как положительное, то, когда идут от этой основы

дальше, это положительное тотчас же непосредственно превращается в

отрицательное и, наоборот, отрицательно определенное - в положительное и что

рефлектирующее мышление запутывается в этих определениях и становится

противоречащим себе. Те, кто не знает природы этих определений,

придерживаются мнения, будто эта путаница неправомерна, что ее не должно

быть, и объясняют ее субъективной погрешностью. Действительно, этот переход

[одного в другое ] остается просто путаницей, покуда не осознается

необходимость этого превращения. - Но и внешняя рефлексия легко может

сообразить, что, во-первых, положительное - это не непосредственно

тождественное, а с одной стороны, нечто противоположное отрицательному, и

оно лишь в этом отношении имеет значение, следовательно, само отрицательное

заключено в его понятии, с другой же стороны, оно в самом себе есть

соотносящееся с собой отрицание чистой положенности или отрицательного,

следовательно, само есть внутри себя абсолютное отрицание. - Равным образом

отрицательное, противостоящее положительному, имеет смысл лишь в указанном

соотношении с этим своим иным; следовательно, оно содержит его в своем

понятии. Но и без соотношения с положительным отрицательное самостоятельно

удерживается (hat eigenes Bestehen); оно тождественно с собой; но в таком

случае оно само есть то, чем должно было быть положительное.

Противоположность между положительным и отрицательным понимают главным

образом так, что положительное (хотя оно по своему названию выражает

предположенность (Poniertsein) и положенность (Gesetztsein)) есть нечто

объективное, а отрицательное - нечто субъективное, принадлежащее лишь

внешней рефлексии, ничуть не касающееся объективного, в себе и для себя

сущего, и совершенно не существующее для него. Действительно, если

отрицательное выражает собой лишь абстракцию, созданную субъективным

произволом, или определение, возникшее в результате внешнего сравнения, то

оно, разумеется, не существует для объективного положительного, т. е. это

положительное не соотнесено в самом себе с такой пустой абстракцией; но в

таком случае определение, что оно есть нечто положительное, также лишь

внешне ему. - Так, чтобы привести пример неподвижной противоположности этих

определений рефлексии, мы укажем, что свет считается вообще только

положительным, а тьма - только отрицательным. Но свет в своем бесконечном

распространении и в силе своей развертывающей и животворящей действенности

обладает по своему существу природой абсолютной отрицательности. Напротив,

тьма, как лишенное многообразия или как лоно порождения, само себя не

различающее внутри себя, есть простое тождественное с собой, положительное.

Ее принимают за чисто отрицательное в том смысле, что как простое отсутствие

света она совершенно не существует для света, так что свет, соотносясь с

ней, соотносится не с чем-то иным, а единственно лишь с самим собой,

следовательно, тьма лишь исчезает перед ним. Но как известно, свет

становится тусклым от темноты, и помимо этого чисто количественного

изменения он претерпевает и качественное изменение: благодаря соотношению с

тьмой он определяется как цвет.

Точно так же и добродетель, например, не существует без борьбы; скорее

она высшая, совершенная борьба; в этом смысле она не только положительное,

но и абсолютная отрицательность; она также добродетель не только в сравнении

с пороком, а в самой себе есть противоположение и борение. Или, наоборот,

порок не только отсутствие добродетели - ведь и невинность есть такое

отсутствие - и отличается от добродетели не только для внешней рефлексии, но

и в самом себе противоположен ей, есть зло. Зло в противоположность добру

состоит в самодовлении (in dem Beruhen auf sich); зло - положительная

отрицательность. Невинность же, как отсутствие и добра, и зла, безразлична к

обоим определениям, она ни положительна, ни отрицательна. Но в то же время

это отсутствие надлежит брать и как определенность, и, с одной стороны, ее

следует рассматривать как положительную природу чего-то, а с другой - она

соотносится с чем-то противоположным, и все существа выходят из своего

состояния невинности, из своего безразличного тождества с собой, соотносятся

через самих себя со своим иным и тем самым обрекают себя на исчезновение

или, в положительном смысле, возвращаются в свое основание. - Истина как

соответствующее объекту знание также есть положительное, но она это

равенство с собой лишь постольку, поскольку знание отнеслось отрицательно к

иному, проникло собой объект и сняло составляющее его отрицание. Заблуждение

есть нечто положительное как уверенное в себе и отстаивающее себя мнение

относительно того, что не есть в себе и для себя сущее. Неведение же - это

либо то, что безразлично к истине и заблуждению, стало быть, не определенное

ни как положительное, ни как отрицательное, и определение его как отсутствия

принадлежит внешней рефлексии, либо же как объективное, как свойственное

кому-то определение оно обращенное против себя побуждение - нечто

отрицательное, содержащее в себе положительное направление. - Одно из

важнейших познаний - это постигать и придерживаться того взгляда на эту

природу рассматриваемых рефлективных определений, что их истина состоит лишь

в их соотношении друг с другом и, стало быть, в том, что каждое из них в

самом своем понятии содержит другое; без знания этого нельзя, собственно

говоря, сделать и шагу в философии.

Примечание 2 [Положение об исключенном третьем]

Определение противоположности также было превращено в положение, в так

называемое положение об исключенном третьем.

Нечто есть либо А, либо не-А, третьего не дано.

Это положение означает, во-первых, что все есть нечто противоположное,

нечто определенное либо как положительное, либо как отрицательное. - Это

важное положение, необходимость которого состоит в том, что тождество

переходит в разность, а разность - в противоположение. Однако это положение

обычно понимают не в указанном смысле, а лишь в том смысле, что из всех

предикатов вещи присущ либо сам данный предикат, либо его небытие.

Противоположное означает здесь лишь отсутствие или, вернее,

неопределенность, и положение это столь незначительно, что не стоит даже

высказывать его. Если взять определения "сладкое", "зеленое",

"четырехугольное" - а брать следует, мол, все предикаты - и затем говорится

о духе, что он либо сладок, либо несладок, либо зеленый, либо незеленый и т.

д., то это ни к чему не приводящая тривиальность. Определенность, предикат,

соотносится с чем-то; нечто определено-это высказывается в положении; в нем

определенность необходимо должна определить себя точнее, должна стать

определенностью в себе, противоположением. Но вместо этого положение в

указанном выше тривиальном смысле только переходит к небытию вообще,

возвращается к неопределенности.

Положение об исключенном третьем отличается, далее, от рассмотренного

выше положения о тождестве или противоречии, которое гласило: нет ничего

такого, что было бы а одно и то же время А и не-А. Положение об исключенном

третьем утверждает, что нет ничего такого, что не было бы ни А, ни не-А, что

нет такого третьего, которое было бы безразлично к этой противоположности. В

действительности же имеется в самом этом положении третье, которое

безразлично к этой противоположности, а именно само А. Это А не есть ни +Л,

ни -А, но равным образом есть и +А, и -А. - Нечто, которое должно быть либо

+А, либо не-А, соотнесено, стало быть, и с +А, и с не-А; и опять-таки

утверждают, что, будучи соотнесено с А, оно не соотнесено с не-А, равно как

оно не соотнесено с А, если оно соотнесено с не-А. Итак, само нечто есть то

третье, которое должно было бы быть исключено. Так как противоположные

определения столь же положены в нечто, как и сняты в этом полагании, то

третье, имеющее здесь образ безжизненного нечто, есть, если постичь его

глубже, единство рефлексии, в которое как в основание возвращается

противоположение.

Примечание 3 [Положение о противоречии]

Итак, если первые рефлективные определения - тождество, разность и

противоположение - нашли свое выражение в одном положении, то тем более

должно было бы быть охвачено и выражено в одном положении то определение, в

которое они переходят как в свою истину, а именно противоречие: все вещи

сами по себе противоречивы, причем в том смысле, что это положение

сравнительно с прочими скорее выражает истину и сущность вещей. -

Противоречие, выступающее в противоположении, - это лишь развитое ничто,

содержащееся в тождестве и встретившееся в выражении, что положение о

тождестве ничего не говорит. Это отрицание определяется далее как разность и

как противоположение, которое и есть положенное противоречие.

Но один из основных предрассудков прежней логики и обыденного

представления - это мнение, будто противоречие не такое существенное

(wesenhafte) и имманентное определение, как тождество; но если уж речь идет

об иерархии и оба определения надо сохранить как раздельные, то противоречие

следовало бы признать более глубоким и более существенным. Ибо в

противоположность ему тождество есть лишь определение простого

непосредственного, определение безжизненного бытия; противоречие же есть

корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в самом

себе противоречие, оно движется, имеет побуждение и деятельно.

Обычно противоречие, во-первых, устраняют из вещей, из сущего и истинного

вообще, утверждая, что нет ничего противоречивого. Во-вторых, оно, напротив,

вытесняется в субъективную рефлексию, которая будто бы полагает его лишь

своим соотнесением и сравниванием. Но собственно говоря, и в этой рефлексии

его нет, ибо противоречивое, уверяют, нельзя ни представить себе, ни

мыслить. Вообще противоречие, будь это в сфере действительного или в

мыслящей рефлексии, признается случайностью, как бы ненормальностью и

преходящим пароксизмом.

Что касается утверждения, будто противоречия нет, будто оно не

существует, то такого рода заверение не должно нас тревожить; абсолютное

определение сущности должно иметь место во всяком опыте, во всем

действительном, равно как и в любом понятии. Выше, говоря о бесконечном,

которое есть противоречие, обнаруживающееся в сфере бытия, было уже указано

на нечто подобное. Но обыденный опыт сам свидетельствует о том, что имеется

по меньшей мере множество противоречивых вещей, противоречивых устроении и

т. д., противоречие которых находится не только во внешней рефлексии, а в

них самих. Но кроме того, противоречие не следует считать просто какой-то

ненормальностью, встречающейся лишь кое-где: оно есть отрицательное в своем

существенном определении, принцип всякого самодвижения, состоящего не более

как в изображении противоречия. Само внешнее чувственное движение есть

непосредственное наличное бытие противоречия. Нечто движется не так, что оно

в этом "теперь" находится здесь, а в другом "теперь" там, а только так, что

оно в одном и том же "теперь" находится здесь и не здесь, в одно и то же

время находясь и не находясь в этом "здесь". Необходимо согласиться с

древними диалектиками, что указанные ими противоречия в движении

действительно существуют; но отсюда не следует, что движения поэтому нет, а

следует, напротив, что движение - это само налично сущее противоречие.

Равным образом внутреннее, подлинное самодвижение, побуждение вообще

(стремление или напряжение монады, энтелехия абсолютно простой сущности) -

это только то, что нечто в самом себе и его отсутствие, отрицательное его

самого суть в одном и том же отношении. Абстрактное тождество с собой еще не

есть жизненность; оттого, что положительное есть в себе самом

отрицательность, оно выходит вовне себя и начинает изменяться. Таким

образом, нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть

именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и

выдерживать его. Если же нечто существующее не в состоянии в своем

положительном определении в то же время перейти в свое отрицательное

[определение] и удержать одно в другом, если оно не способно иметь в самом

себе противоречие, то оно не живое единство, не основание, а погибает (gent

zu Grunde) в противоречии. - Спекулятивное мышление состоит лишь в том, что

мышление удерживает противоречие и в нем - само себя, а не в том, чтобы, как

это свойственно представлению, позволять противоречию господствовать над ним

и растворять его определения лишь в другие определения или в ничто.

Если в движении, побуждении и т. п. противоречие скрыто от представления

за простотой этих определений, то, наоборот, в определениях отношения

противоречие выступает непосредственно. Если взять самые тривиальные

примеры: верх и низ, правое и левое, отец и сын и т. д. до бесконечности, то

все они содержат противоположность в одном. Верх есть то, что не есть низ;

определение верха состоит лишь в том, чтобы не быть низом; верх есть лишь

постольку, поскольку есть низ, и наоборот; в одном определении заключается

его противоположность. Отец есть иное сына, а сын - иное отца, и каждый дан

лишь как это иное иного; и в то же время одно определение имеется лишь в

соотношении с другим; их бытие - это единое наличие (Bestehen). Отец и вне

соотношения с сыном есть нечто самостоятельное, но в этом случае он не отец,

а мужчина вообще; равным образом верх и низ, правое и левое суть также

рефлектированные в себя, суть нечто и вне соотношения, но [в таком случае]

они лишь места вообще. - Противоположные [определения ] содержат

противоречие постольку, поскольку они в одном и том же отношении соотносятся

друг с другом отрицательно или снимают друг друга и безразличны друг к

другу. Представление, переходя к моменту безразличия этих определений,

забывает в нем их отрицательное единство и тем самым оставляет их лишь как

разные вообще; в таком определении правое уже не правое, левое уже не левое

и т. д. Но поскольку представление в самом деле

имеет перед собой правое и левое, оно имеет перед собой эти определения

как отрицающие себя одно в другом и в то же время и как не отрицающие себя в

этом единстве, а [имеет] каждое как безразличное для себя сущее.

Поэтому представление всюду имеет, правда, своим содержанием

противоречие, но не доходит до осознания его; представление остается внешней

рефлексией, переходящей от одинаковости к неодинаковости или от

отрицательного соотношения к рефлектированности различенных [определений ] в

себя. Внешняя рефлексия сопоставляет эти два определения внешним образом и

имеет в виду лишь их, а не [их] переход, который составляет суть и содержит

противоречие. - Остроумная же рефлексия - скажем здесь и о ней - состоит в

схватывании и высказывании противоречия. Хотя она и не выражает понятия

вещей и их отношений, а имеет своим материалом и содержанием лишь

определения представления, она все же приводит их в такое соотношение, в

котором содержится их противоречие, и тем самым дает их понятию просвечивать

сквозь это противоречие. - Но мыслящий разум заостряет, так сказать,

притупившееся различие разного, простое многообразие представления, до

существенного различия, до противоположности. Лишь доведенные до крайней

степени противоречия, многообразные [моменты] становятся деятельными и

жизненными по отношению друг к другу и приобретают в нем ту отрицательность,

которая есть имманентная пульсация самодвижения и жизненности.

Касаясь онтологического доказательства бытия Бога, мы отметили, что

исходное его определение - это "совокупность (Inbegriff) всех реальностей".

Относительно этого определения обычно указывают прежде всего то, что оно

возможно, так как оно, мол, не содержит никакого противоречия, потому что

реальность берется [в этом доказательстве] лишь как безграничная реальность.

Мы отметили выше, что этим указанная совокупность превращается в простое

неопределенное бытие или, если реальности берутся действительно как многие

определенные [реальности], - в совокупность всех отрицаний. При более

тщательном различении реальности различие ее превращается из разности в

противоположность и тем самым в противоречие, а совокупность всех

реальностей вообще - в абсолютное внутреннее противоречие. Обычный horror

[страх], который представляющее, неспекулятивное мышление испытывает перед

противоречием, как природа перед vacuuin [пустотой], отвергает этот вывод,

ибо такое мышление не идет дальше одностороннего рассмотрения разрешения

противоречия в ничто и не познает его положительной стороны, с которой

противоречие становится абсолютной деятельностью и абсолютным основанием.

Из рассмотрения природы противоречия вообще следовало, что если в той или

иной сути (Sache) можно обнаружить противоречие, то это само по себе еще не

есть, так сказать, изъян, недостаток или погрешность этой сути. Наоборот,

каждое определение, каждое конкретное, каждое понятие есть по своему

существу единство различенных и различимых моментов, которые благодаря

определенному, существенному различию становятся противоречивыми. Это

противоречивое действительно разрешается в ничто, оно возвращается в свое

отрицательное единство. Вещь, субъект, понятие есть именно само это

отрицательное единство; оно нечто в себе самом противоречивое, но точно так

же и разрешенное противоречие; оно основание, которое содержит свои

определения и есть их носитель. Вещь, субъект или понятие, будучи в своей

сфере рефлектированы в себя, суть свои разрешенные противоречия, но вся их

сфера опять-таки есть определенная, разная сфера, а потому она конечна и,

значит, противоречива. Не она сама есть разрешение этого более высокого

противоречия, а она имеет своим отрицательным единством, своим основанием

более высокую сферу. Поэтому конечные вещи в своем безразличном многообразии

вообще таковы, что они противоречивы в себе самих, надломлены внутри себя и

возвращаются в свое основание. - Как это будет выяснено в дальнейшем,

истинное заключение от конечного и случайного к абсолютно необходимой

сущности состоит не в том, чтобы заключать от конечного и случайного как от

бытия, лежащего и остающегося лежать в основании, а в том, что (и это

непосредственно присуще случайности} заключает от лишь надломленного

(fallenden), противоречащего себе в себе самом бытия к чему-то абсолютно

необходимому, или состоит скорее в том, что показывают, что случайное бытие

в себе самом возвращается в свое основание, в котором оно снимает себя, и

что, далее, этим возвращением оно полагает основание лишь так, что оно

скорее делает само себя положенным. В обычном умозаключении бытие конечного

являет себя как основание абсолютного; именно потому, что есть конечное,

есть и абсолютное. Но истина состоит в том, что абсолютное есть именно

потому, что конечное есть в себе самой противоречивая противоположность,

потому, что оно не есть. В первом смысле умозаключение гласит: бытие

конечного - это бытие абсолютного; в последнем же смысле оно гласит: небытие

конечного - это бытие абсолютного.

Глава третья

ОСНОВАНИЕ (DER GRUND)

Сущность определяет самое себя как основание. Подобно тому как ничто

сначала находится в простом непосредственном единстве с бытием, так и здесь

простое тождество сущности сначала находится в непосредственном единстве с

ее абсолютной отрицательностью. Сущность есть только эта своя

отрицательность, которая есть чистая рефлексия. Она есть эта чистая

отрицательность как возвращение бытия в себя; таким образом, она определена

в себе или для нас как основание, в котором растворяется бытие. Но эта

определенность не положена ею самой; иначе говоря, сущность не есть

основание, именно поскольку ею самой эта ее определенность не положена. Но

ее рефлексия состоит в том, чтобы положить себя как то, что она есть в себе,

положить как отрицательное и определить себя. Положительное и отрицательное

составляют то существенное определение, в котором она исчезла как в своем

отрицании. Эти самостоятельные рефлективные определения снимают себя, и

исчезнувшее в основании определение есть истинное определение сущности.

Поэтому основание само есть одно из рефлективных определений сущности,

однако последнее из них, вернее, лишь определение как снятое определение.

Рефлективное определение, исчезая в основании, приобретает свое истинное

значение - быть абсолютным самоотталкиванием (Gegenstoss) себя в само себя,

а именно, положенность, присущая сущности, дана лишь как снятая

положенность, и, наоборот, лишь снимающая себя положенность есть

положенность сущности. Сущность, определяя себя как основание, определяет

себя как не-определенное, и лишь снятие ее определенности есть процесс ее

определения. - В этой определенности как снимающей самое себя она не

сущность, происходящая из иного, а сущность, тождественная с собой в своей

отрицательности.

Поскольку от определения как первого, непосредственного идут дальше к

основанию (в силу природы самого определения, которое погружается в

основание через себя), основание есть прежде всего нечто определенное этим

первым. Однако этот процесс определения как снятие процесса определения

есть, с одной стороны, лишь восстановленное, очищенное или выявившееся

тождество сущности, которое рефлективное определение есть в себе; с другой

стороны, лишь это отрицающее движение как процесс определения есть полагание

той рефлективной определенности, которая являла себя непосредственной, но

которая лишь положена исключающей самое себя рефлексией основания, и притом

положена лишь как нечто положенное или снятое. - Таким образом, определяя

себя как основание, сущность происходит лишь из себя. Следовательно, как

основание она полагает себя как сущность, и процесс ее определения в том

именно и состоит, что она полагает себя как сущность. Это полагание есть

рефлексия сущности, снимающая самое себя в процессе своего определения, -

есть, с этой стороны, полагание, а со стороны процесса определения - само

(das) полагание сущности, стало быть, и то и другое в одном действии.

Рефлексия - это чистое опосредствование вообще, основание - это реальное

опосредствование сущности с собой. Рефлексия, движение ничто через ничто

обратно к самому себе, просвечивает в ином (ist das Scheinen seiner in einem

Anderen) но так как противоположность в этой рефлексии еще не обладает

самостоятельностью, то ни первое - просвечивающее (das Scheinende) - не есть

положительное, ни иное - то, в чем оно просвечивает (in dein es scheint), не

есть отрицательное. Оба, собственно говоря, суть субстраты одной лишь силы

воображения: они еще не соотносятся с самими собой. Чистое опосредствование

- это лишь чистое соотношение без соотносящихся [определений]. Хотя

определяющая рефлексия и полагает такие соотносящиеся [определения ],

которые тождественны с собой, однако они в то же время только определенные

соотношения. Основание же - это реальное опосредствование, потому что

содержит рефлексию как снятую рефлексию; оно сущность, возвращающаяся в себя

через свое небытие и полагающая себя. В соответствии с этим моментом снятой

рефлексии положенное приобретает определение непосредственности, чего-то

такого, что вне соотношения или своей видимости тождественно с собой. Это

непосредственное есть восстановленное через сущность бытие - небытие

рефлексии, которым сущность опосредствует себя. Сущность возвращается в себя

как отрицающая; таким образом, возвращаясь в себя, она сообщает себе

определенность, которая именно поэтому есть тождественное с собой

отрицательное, снятая положенность, и тем самым также и нечто сущее как

тождество сущности с собой в качестве основания.

Основание есть, во-первых, абсолютное основание, в котором сущность

прежде всего дана как основа (Grundlage) вообще для отношения основания;

точнее говоря, основание определяет себя как форму и материю и сообщает себе

содержание.

Во-вторых, оно определенное основание как основание определенного

содержания; поскольку отношение основания, реализуя себя, становится вообще

внешним себе, оно переходит в обусловливающее опосредствование.

В-третьих, основание предполагает условие; но условие в такой же степени

предполагает основание; необусловленное - это их единство, суть в себе (die

Sache an sich), которая через опосредствование обусловливающего отношения

переходит в существование.

Примечание

[Положение об основании]

Основание, подобно другим рефлективным определениям, было выражено в

положении: все имеет свое достаточное основание. - Смысл этого положения

только в следующем: все, что есть, необходимо рассматривать не как сущее

непосредственное, а как положенное; нельзя ограничиваться непосредственным

наличным бытием или определенностью вообще, а следует возвращаться от этого

наличного бытия к его основанию, в каковой рефлексии оно дано как снятое и в

своем в-себе-и-для-себя-бытии. Следовательно, в положении об основании

находит свое выражение существенность рефлексии в себя в противоположность

чистому бытию. - Что основание достаточно - добавлять это, собственно

говоря, совершенно излишне, ибо это разумеется само собой; то, для чего

основание было бы недостаточным, не имело бы никакого основания, а между тем

ведь все должно иметь свое основание. Но Лейбниц, которому особенно по душе

был принцип достаточного основания и который даже сделал его

основоположением всей своей философии, связывал с ним более глубокий смысл и

более важное понятие, чем те, что обычно связывают с ним, довольствуясь лишь

непосредственным выражением, хотя положение следует признать важным уже и в

этом смысле, а именно потому, что бытие, как таковое, объявляется в его

непосредственности неистинным и по существу своему чем-то положенным, а

основание - истинным непосредственным. Лейбниц же противопоставлял

достаточность основания главным образом причинности в строгом смысле этого

слова как механическому способу действия. Так как этот способ действия есть

вообще внешняя деятельность, по своему содержанию ограниченная одной

определенностью, то положенные им определения вступают в связь внешне и

случайно; частичные определения постигаются через свои причины, но

соотношение этих частичных определений, составляющее суть существования, не

содержится в причинах механического. Это соотношение, целое как существенное

единство, заключается лишь в понятии, в цели. Для этого единства

механические причины недостаточны, так как в основании их не лежит цель как

единство определений. Поэтому Лейбниц понимал под достаточным основанием

такое основание, которое было бы достаточно также для этого единства и тем

самым охватывало бы собой не просто причины, а конечные причины. Однако это

определение основания сюда еще не относится; телеологическое основание - это

достояние понятия и опосредствования понятием, а такое опосредствование есть

разум.

А. АБСОЛЮТНОЕ ОСНОВАНИЕ (DER ABSOLUTE GRUND) а) Форма и сущность (Form

und Wesen)

Рефлективное определение, поскольку оно возвращается в основание, есть

первое, непосредственное наличное бытие вообще, с которого начинают. Но

наличное бытие еще имеет лишь значение положенности и по своему существу

предполагает основание в том смысле, что оно его скорее не полагает, что это

полагание есть снятие самого себя, а то, что непосредственно, есть скорее

положенное, основание же - неположенное. Как оказалось, это предполагание

есть полагание, возвращающееся (riickschlagende) к полагающему; как снятая

определенность (Bestimintsein) основание есть не то, что неопределенно, а

определенная самой собой сущность, однако определенная как неопределенная

или как снятая положенность. Основание - это сущность, тождественная с собой

в своей отрицательности.

Определенность сущности как основания становится тем самым двоякой -

определенностью основания и определенностью основанного (des Begrundeten).

Она, во-первых, сущность как основание, определенная быть сущностью,

противостоящей положенности как неположенность. Во-вторых, она основанное,

непосредственное, сущее, однако не в себе и для себя - положенность как

положенность. Тем самым положенность точно так же тождественна с собой, но

она тождество отрицательного с собой. Тождественное с собой отрицательное и

тождественное с собой положительное есть теперь одно и то же тождество. Ибо

основание - это тождество с собой положительного или даже положенности;

основанное - это положенность как положенность, но эта его рефлексия в себя

есть тождество основания. - Следовательно, само это простое тождество не

есть основание, ибо основание - это сущность, положенная как неположенное,

противостоящее положенности. Как единство этого определенного тождества

(основания) и отрицательного тождества (основанного) оно сущность вообще,

отличная от своего опосредствования.

Это опосредствование сравнительно с предыдущими рефлексиями, из которых

оно происходит, не есть, во-первых, чистая рефлексия, каковая не отличается

от сущности, и еще не заключает в себе отрицательного и тем самым не имеет

еще самостоятельности определений. В основании же как снятой рефлексии эти

определения удерживаются. - Это опосредствование не есть также определяющая

рефлексия, определения которой имеют существенную самостоятельность; ибо эта

самостоятельность исчезла в основании, в единстве которого определения лишь

положенные. - Вот почему опосредствование основания есть единство чистой и

определяющей рефлексии; определения этого опосредствования или положенное

удерживаются, и, наоборот, удерживание этих определений есть нечто

положенное. Так как это их удерживание себя само есть нечто положенное или

имеет определенность, то они тем самым отличны от своего простого тождества

и составляют форму в противоположность сущности.

Сущность имеет некоторую форму и определения формы. Лишь как основание

сущность обладает прочной непосредственностью, иначе говоря, есть субстрат.

Сущность, как таковая, едина со своей рефлексией и неотличима от самого

движения рефлексии. Поэтому не сущность совершает это движение рефлексии;

она также не есть то, с чего рефлексия начинает как с первого. Это

обстоятельство затрудняет вообще изображение рефлексии; ведь нельзя,

собственно, сказать, что сущность возвращается в самое себя, что сущность

есть видимость внутри себя, так как ее нет до своего движения или в нем, и

это движение не имеет основы, на (an) которой оно протекало бы. Лишь в

основании нечто соотнесенное выступает в соответствии с моментом снятой

рефлексии. Сущность же как соотнесенный субстрат есть определенная сущность;

в силу этой положенное(tm) она по своему существу имеет в самой себе форму.

- Определения же формы - это, напротив, такие определения, которые находятся

в сущности; сущность лежит в их основании как неопределенное, безразличное к

ним в своем определении; они имеют в ней свою рефлексию в себя. Рефлективные

определения должны были удерживаться в самих себе и быть самостоятельными;

но их самостоятельность - это их распадение; таким образом, они имеют эту

самостоятельность в ином; но это распадение само есть это тождество с собой

или основание устойчивости (Bestehen), которое они себе сообщают.

К форме принадлежит вообще все определенное; оно определение формы,

поскольку оно нечто положенное и тем самым отличное от того, форму чего оно

составляет; определенность как качество едина со своим субстратом, бытием;

бытие - это непосредственно определенное, еще не отличное от своей

определенности, иначе говоря, в ней еще не рефлектированное в себя, равно

как определенность есть поэтому сущая, еще не положенная определенность. -

Далее, свойственные сущности определения формы как рефлективные

определенности суть - по своей более точной определенности - рассмотренные

выше моменты рефлексии - тождество и различие; различие - отчасти как

разность, отчасти как противоположность. Но кроме того, к ним принадлежит и

отношение основания, поскольку это отношение хотя и есть снятое рефлективное

определение, но благодаря ему сущность дана в то же время как нечто

положенное. К форме же тождество, которое основание имеет внутри себя, не

относится, а именно [не относится то], что положенность как снятая и

положенность, как таковая, - основание и основанное - это одна рефлексия,

составляющая сущность как простую основу, которая есть удерживание формы. Но

это удерживание положено в основании; иначе говоря, эта сущность сама по

своему существу дана как определенная; тем самым она опять-таки момент

отношения основания и момент формы. - В том-то и состоит абсолютное

взаимоотношение формы и сущности, что сущность есть простое единство

основания и основанного, но в этом единстве как раз сама она определенна или

есть отрицательное и отличает себя как основу от формы, но таким образом

сама становится в то же время основанием и моментом формы.

Поэтому форма есть завершенное целое рефлексии; она содержит и

определение рефлексии - быть снятой; поэтому форма, будучи также единством

своего процесса определения, равным образом соотнесена со своей снятостью, с

иным, которое само не есть форма, но к которому она относится. Как

существенная, соотносящаяся с самой собой отрицательность форма в

противоположность этому простому отрицательному есть то, что полагает и

определяет; простая же сущность - это неопределенная и недеятельная основа,

в которой определения формы удерживаются или имеют рефлексию в себя. -

Внешняя рефлексия обычно довольствуется этим различением сущности и формы;

различение это необходимо, но само это различение есть их единство, равно

как это единство основания есть сущность, отталкивающая себя от себя и

делающаяся положенностью. Форма - это сама абсолютная отрицательность, или

отрицательное абсолютное тождество с собой, именно в силу которых сущность

есть не бытие, а сущность. Это тождество, взятое абстрактно, есть сущность,

противостоящая форме, точно так же как отрицательность, взятая абстрактно

как положенность, есть отдельное определение формы. Но определение, как оно

обнаружилось, есть в своей истине тотальная, соотносящаяся с собой

отрицательность, которая тем самым, будучи таким тождеством, есть в самой

себе простая сущность. Поэтому форма имеет в своем собственном тождестве

сущность, равно как сущность имеет в своей отрицательной природе абсолютную

форму. Нельзя, стало быть, спрашивать, каким образом форма присоединяется к

сущности: ведь она лишь видимость сущности внутри самой себя, имманентная ей

собственная рефлексия. Точно так же и форма в самой себе есть возвращающаяся

в себя рефлексия или тождественная сущность; в процессе своего определения

форма превращает определение в положенность как положенность. - Она,

следовательно, определяет сущность не так, как если бы она была поистине

предположенной, обособленной от сущности, ибо в таком случае она

несущественное, непрерывно исчезающее рефлективное определение и таким

образом сама есть скорее основание своего снятия или тождественное

соотношение своих определений. "Форма определяет сущность" означает,

следовательно, что форма в своем различении снимает само это различение и

есть тождество с собой, которое есть сущность как удерживание определения;

форма есть противоречие: в своей положенное(tm) она снята и в этой снятости

удерживается; тем самым она основание как сущность, тождественная с собой,

когда она определена и подвергнута отрицанию.

Эти различия формы и сущности суть поэтому лишь моменты Самого простого

отношения формы. Но их следует рассмотреть подробнее и фиксировать.

Определяющая форма соотносится с собой как снятая положенность; тем самым

она соотносится со своим тождеством как с чем-то иным. Она полагает себя как

снятую; тем самым она предполагает свое тождество; сущность есть в

соответствии с этим моментом то неопределенное, для которого форма есть

иное. Таким образом, сущность не есть такая сущность, которая в самой себе

есть абсолютная рефлексия, а она определена как лишенное формы тождество;

она материя.

в) Форма и материя (Form und Materie)